Из тьмы

Дорога, ведущая на ферму, была такой же заросшей, как и в последний раз, когда он шел по ней, больше года назад, между импрессорами, которые забрали его в армию. Что это значило? Он не мог знать, пока не добрался до места, куда направлялся, что не помешало ему беспокоиться. Его сердце бешено колотилось в груди, когда он завернул за последний поворот и наконец увидел ферму.

Урожай созревает, подумал он. И затем он заметил Обилота, который пропалывал огород у фермы. Больше он никого не видел. Это было еще одно беспокойство. Его не было долгое время, в том числе некоторое время после окончания войны. Как кто-то мог винить ее за то, что она думала, что он мертв?

Она подняла глаза и увидела, как он идет через поля к дому. Первое, что она сделала, это потянулась за чем-то рядом с собой - палкой, подумал Гаривальд. Затем она остановила движение и поднялась на ноги. Гаривальд помахал рукой. Обилот сделал то же самое. Она подбежала к нему.

Она чуть не сбила его с ног, когда взяла на руки, но ее объятия помогли ему удержаться на ногах. “Я знала, что ты вернешься”, - сказала она. “Я не знаю почему, но я это сделал”.

“Куда еще я мог прийти?” Сказал Гаривальд и долго целовал ее. У него закружилась голова; это было сильнее, чем спиртное. Но сейчас он не мог позволить себе опьянеть от чего бы то ни было, даже от чувственности. Он спросил: “Они следят за этим местом?”

Глаза Обилота сузились. “Это так?” - спросила она. Он кивнул. “Я никого не видела”, - сказала она ему. “Ни разу с тех пор, как Дагульф ... умер, а это было уже довольно давно”.

“О?” Сказал Гаривальд. “Как это произошло?”

“Кажется, никто не знает”, - ответил Обилот, не совсем невинно. “Неужели нам придется искать еще одно заброшенное место и заново учить для себя новые имена?”

Гаривальд огляделся. Она проделала потрясающую работу по поддержанию этой фермы в рабочем состоянии. Тем не менее, он кивнул. “Боюсь, что так. Пара человек оказались мертвы, когда я выбрался из шахт ”.

“Мины? О”. Обилот тоже кивнул, быстро и без сожаления. “Хорошо, тогда мы делаем. Мы справимся. Я уверен в этом”.

“У нас будет шанс”, - сказал Гаривальд с укоренившимся крестьянским пессимизмом в голосе. Но затем он пожал плечами. В Ункерланте шанс - это все, на что ты мог надеяться, и больше, чем ты обычно получал.

Иштван слез с повозки недалеко от входа в долину, в которой находились Кунхегьес и соседние деревни. “Любезно благодарю вас за то, что подвезли, сэр”, - сказал он водителю, седобородому мужчине с сутулыми плечами.

“Рад помочь, молодой человек”, - ответил другой дьендьосец. “Клянусь звездами, для наших бойцов нет ничего слишком хорошего. Тебе лучше в это поверить”.

“Э-э, война окончена”, - сказал Иштван - возможно, водитель фургона не слышал. “Мы проиграли”. Он произнес эти слова с болью. Они ранили, да, но они были правдой. Никто, кто видел Дьервара, не мог усомниться в этом даже на мгновение. Он хотел бы, чтобы он не видел самого Дьервара. Он хотел бы, чтобы он не видел многого из того, что ему пришлось увидеть.

Но водитель отмахнулся от его слов, как будто они не имели значения. “Рано или поздно мы их разобьем”, - заявил он. Иштван сомневался, что имел в виду их конкретно - любой враг Дьендьоса подошел бы. Он хотел, чтобы все по-прежнему казалось ему таким простым. Они никогда больше не будут такими. Кучер щелкнул кнутом и сказал: “Звезды ярко светят вам, сержант”.

“И на тебе”, - крикнул Иштван, когда фургон с грохотом отъехал.

Взвалив на плечо сумку, в которой были его немногочисленные пожитки, он потащился в сторону Кунхедьеса. Он не был уверен, что его официально уволили из армии. Там, в прибрежных низменностях, правительство было предметом общественного мнения со времен смерти Экрекека Арпада и разрушения Дьервара. Никто за все время его долгого путешествия на восток не попросил показать его документы. Он тоже не ожидал, что кто-нибудь здесь это сделает.

Он оглядел свою родную долину с удивлением на лице. С начала войны он вернулся только один раз. Тогда это место казалось меньше, чем когда он отправился сражаться за Дьендьес. Теперь горы казались еще меньше, нависая над узким участком земли, зажатым между ними. Горные обезьяны там, наверху, подумал Иштван. Он тоже видел одну из них. Я видел слишком много. Он посмотрел вниз на шрам на своей левой руке, шрам, который искупил его поедание козлятины, и содрогнулся. Да, я видел слишком много.

Где-то там, на Обуде - или, что более вероятно, к настоящему времени уже в Куусамо - маленький раскосоглазый маг понял, что натворил. Это тоже заставило его содрогнуться. Не то чтобы она когда-нибудь приехала в Кунхедьес - Иштван знал об этом лучше. Но он знал, что она знает, и это знание разъедало его изнутри. С таким же успехом он мог бы предстать обнаженным перед всем миром.