Из тупика

- Вы им станете! - сказал Сыромятев, тряхнув головой. - Я отпущу вас к Спиридонову. Но только вас! Остальные останутся у меня. Как заложники. Скажите Спиридонову, что я прошу о встрече с ним. Если он согласится на встречу, я отпущу заложников... Почему вы не едите?

- Я не могу, черт возьми. Вы мне задаете какие-то загадки.

- Вот масло, - придвинул тарелку Сыромятев. - Намажьте погуще. Вы масла давно не видели и, попав к большевикам, долго не увидите. И вы слабый человек, Небольсин; не обижайтесь, что я говорю вам это. Но вы еще окрепнете, вы молоды... Скажите Спиридонову, что от свидания его со мною зависит судьба не только моя, но и многих людей, одетых в такую же, как у меня, шинель Славяно-Британского легиона...

Вытянул руку и положил ее на плечо инженера:

- Небольсин, вы сделаете это?

- Я теперь все сделаю, - ответил ему путеец.

Полковник вынул из кармана пропуск - точно такой же, какой Аркадий Константинович когда-то доставал в Мурманске для своего покойного брата. Это был пропуск "на право вхождения в Советскую Рабоче-Крестьянскую Россию".

- Спрячьте его поглубже, - посоветовал Сыромятев. - На нашей стороне вас проводит мой верный человек, а это пригодится на всякий случай, во избежание недоразумений на стороне большевистской. Вас с этой бумажкой никто пальцем не тронет!

Небольсин поднялся, стукнувшись о низкий потолок.

- Полковник, зачем все-таки вы меня позвали?

- Только за этим.

- Только за этим?

- Да. Ну, и притом никогда не вредно начинать долгий опасный день с хорошего английского завтрака. Итак, я жду ответа от товарища Спиридонова. Или пан или пропал! Прощайте...

Дорога через фронт оказалась совсем нетрудной: в поддень Небольсин уже ступил на улицы Петрозаводска...

* * *

Спиридонов говорил так:

- Измазался в нашей крови, а теперь... Я ведь знаю, чего он хочет от меня добиться: чтобы мы его приняли обратно в нашу армию. И совесть, видать, пошаливает... Впрочем, - спросил Иван Дмитриевич, - как он хоть, дьявол, выглядит?

- Хорошо.

- Ему, сукину сыну, конечно, хорошо...

- Он говорит, что время злобы прошло.

- И началось отчаяние? Я его понимаю. Как же! Пошел он... просто материться не хочется. Теперь мы сами с усами. И без него справимся...

- Иван Дмитриевич, - возразил Небольсин, - не надо забывать, что семнадцать человек, прошедших через каторгу, будут ждать. И - мучиться! Они же твои бойцы, ты их не оставишь...

Спиридонов горько улыбнулся:

- Вот видишь, инженер, какой он хитрый, этот бес Сыромятев! Ведь он знает, что ради своих я с самим чертом пойду на любовное свидание. Да, поддел он меня на крючок... Ну до чего же ловкий мужик!

За окнами зеленел Петрозаводск, весь в цветении садов, и было так отрадно ощущать покой бытия. Всё! Теперь он дома. В этот день они многое обговорили, о многом переспорили. Это был хороший день - для Небольсина, и для Спиридонова - тоже. Аркадий Константинович уяснил свое положение на стороне большевиков, Спиридонов же получил инженера на магистрали, который его никогда не подведет... И магистраль знает отлично!

- А куда мне теперь? - спросил Небольсин.

- Нам от тебя, - отвечал Спиридонов, - не требуется ни стрельбы, ни пафоса. Езжай на депо, там рабочие складывают бронепоезд. Инженеры там больше саботажники. Тянут! Спецов мало... Но есть слесаря, сормовские и обуховские, которые давно из Мурманска, еще при Ветлинском, удрали. Они тебя знают. Вот ты с ними сцепись в одну шестеренку и - давай, Константиныч, давай как можно скорее... Нам "бепо" во как, позарез, нужны!

Потом, когда прощались, Спиридонов задержал Небольсина.

- Я понимаю, - сказал он, потупясь, - тебе после Печенги и подкормиться бы не мешало. Да уж ты извини, брат, у нас ничего нету... Вот погоди до осени. Картошка вырастет, опять же сады уберут... Как-нибудь выкрутимся - не подохнем!

Небольсин пожал ему руку:

- Знаешь, Спиридонов, не городи ерунды. Мне ведь известно, что у вас ничего нет. И не за хлебом я пришел к вам...

Он стал налаживать на заводе бронирование платформ, годных для установки орудий. Пришлось кое-что почитать: не все было ему знакомо. Он вспоминал французский бронепоезд, который прорывался по Мурманке до самой Званки. Эдакая лавина брони и литых колпаков, не знающих преград... Красный "бепо" получался неказистым, но хотелось придать ему особую мощь и жизнестойкость.

Потекли дни - трудные. В грохоте, в голоде, в огне.

Он не узнавал сам себя: Небольсин сильно изменился.

Глава двенадцатая

В канцелярии Миллера было пусто, только несчастный Юрьев американской бритвой точил карандаши для его превосходительства. Евгению Карловичу очень нравилось, как точит карандаши бывший председатель Мурманского совдепа. Юрьев был мрачен: это все, что ему осталось, - точить карандаши да подшивать входящие-исходящие с астрономическими номерами.

"Да, - признался он себе, - было же времечко... Только что портретов наших на улице не вешали, а так... Все было".

Вошел лейтенант Басалаго, вертя ключик на пальце.

- Здравствуй, Лешка! А тебе привет от Брамсона.

- Пошел он со своими приветами, монархист кривобокий... А впрочем, как он там поживает?