Из тупика

- Да. Примерно так.

- Минутку! - вмешался Спиридонов. - Это ваш полк, господин полковник, сейчас жмет нас на все корки?

- Мой.

- Неплохо нажимаете, - заметил комиссар.

- Мне это легко, - ответил Сыромятев. - У меня техника, какая вам и не снилась. К газовым атакам я непричастен, но мне совсем нетрудно давить вас... У вас же ничего нет! На последнем совещании у Мейнарда все удивлялись: сколько можно держаться? И в мужестве вам никто не отказывает...

Лучин-Чумбаров раскрыл "верри", заглянул внутрь дула.

- В мужестве мы не отказываем и вам, полковник. - И, сказав так, он громко защелкнул ракетницу. - Нам известно, что в Кеми вы участвовали в расстреле трех наших партийных работников. И вот вы сидите перед нами... безоружный. Мало того, даже предлагаете нам свои услуги. Чем это объяснить? Ведь не мы вас гоним, - это вы нас гоните!

Сыромятев грузно встал. Половицы трещали под тяжестью его плотного тела. Остановился возле оконца, затянутого лесными пауками, и разом вдруг сорвал паутину.

- Вот так, - сказал, вытирая руку о полу мундира. - Вы отступаете... Трудно вам, верю. Хотите услышать мой разумный совет? Вы отступайте сейчас и дальше. Чтобы не тратить напрасно сил. Вы будете отступать, я это знаю. У вас плохо - здесь. Но есть еще Юденич, еще силен Колчак, еще Деникин на юге, - там вы отступаете тоже...

- Вот нам и непонятно, - вставил комиссар, - почему же вы, наступающий, вдруг приходите к нам, к отступающим?

Легкая улыбка тронула темные, словно старинная медь, губы полковника.

- Помимо чисто стратегических соображений, комиссар, у меня существуют и моральные принципы. Эти принципы преобладают над соображениями стратегическими. Точно так же, как и вы, большевики, иногда терпя поражение в стратегии, одерживаете победу на моральном фронте... Вы поняли меня, надеюсь?

Они его очень хорошо поняли.

- Вы здесь один? - спросил Спиридонов.

Сыромятев запустил руку в карман английского френча:

- Мой денщик с лошадьми неподалеку. Я один... На всякий случай!.. Ах! Опять это проклятое "на всякий случай". Вот. - И полковник вынул из кармана пропуск на "право вхождения". - С этой бумажкой, великодушно прошу прощения, вы меня можете пленить, но, пардон, прошу более не ставить в вертикальной плоскости... Я, как видите, человек предусмотрительный!

- Не надо, полковник, - отвел от себя руку с пропуском Лучин-Чумбаров. - Не будем мы вас пленить, не будем стрелять у стенки. Мы ведь не звери, а люди и понимаем ваши добрые намерения. Товарищ Спиридонов говорил мне о вас. Не однажды! Вы совсем неплохо начали у нас службу...

- Ого! Мне помогли ее отлично у вас закончить.

- Тоже знаем... Что же касается ваших стратегических соображений, то о них мы сейчас говорить не станем. Вы наступаете - мы отступаем; тут стратегия детская: бьют - так беги...

Сыромятев поднял руку, требуя внимания.

- Еще месяц-два, - заговорил он поспешно, - и вы пойдете вперед - до самого океана! А я, ваш покорный слуга, побегу от вас по шпалам... Куда? Миллер в Архангельске, Скобельцын с Ермолаевым тоже сидят на бережку моря: они уже на пристани. А вот мы, грешные солдатики, в густом лесу... Океан не по нам! Один путь - через лес, к Маннергейму, да еще неясно, как он нас примет. Вас-то мы бьем - ему это нравится, но, между прочим, и его егерям от нас перепадает...

Спиридонов, не дослушав, стиснул челюсти, опустил голову, чтобы скрыть глаза. Он всегда верил в дорогу на океан, но было сейчас так отрадно, так сладко узнать от врага, что эта дорога скоро откроется перед ним и его бойцами.

На океан! (Верить ли?)

Комиссар фронта заговорил:

- Относительно же ваших моральных принципов...

Но тут Сыромятев снова вздернул руку, прерывая комиссара.

- Чего вы от меня хотите? - спросил грубовато. - Чтобы я покаянно бил себя кулаком в грудь и плакал: ах, простите... Увольте меня от этого. Лучше уж тогда расстреляйте сразу. - И он мелко порвал пропуск на "право вхождения". - Вот так, - сказал, - так у вас руки развязаны. А мне не хотелось бы вспоминать о многом. Вам это будет тоже не совсем приятно...

И вдруг заговорил - с жаром, напористо:

- Единственное, что я могу привести в свое оправдание, так это то, что я на стороне белых воевал не слишком-то энергично. Умею воевать и покрепче! И пришел к вам искренне, а ушел от вас вынужденно... - Совсем неожиданно Сыромятев расстегнул френч и похлопал себя по животу. - Видите? - спросил. - Видите, какое пузо я наел, с вами воюя? Спиридонов с комиссаром невольно расхохотались.

- Ну ладно, - поднялся Лучин-Чумбаров, - нам нужно обсудить ваше предложение... Подождете, полковник?

Сыромятев шарил по пуговицам, застегивая френч.

- Долго ждал. Подожду и сейчас.

Иван Дмитриевич с комиссаром вышли из делянки, присели на рассыпанных бревнах, сшибали с себя муравьев.

- Что скажешь, комиссар? - спросил Спиридонов.

Лучин-Чумбаров долго не думал.

- Понимаешь... - начал он и вдруг остановился. - Черт! А мы его там одного с ракетницей оставили.

- Плевать. Если уж явился, то не удерет.