Из тупика

- Американцы всегда опаздывают, - заметили кавторангу с ядом. - Вы же знаете, что их никогда не дождешься...

На автомобилях, на пролетках, на ломовых извозчиках, на мотоциклах, пешком или бегом, с вещами или без оных, - все стремятся к набережной. Как ни пытались засекретить свое бегство, весть об этом все-таки прорвалась наружу и поселила в сердцах многих отчаяние, близкое к ужасу. Скоро пристань перед ледоколом оказалась забитой людьми, которые требовали:

- Откройте трюмы... Не надо кают - мы согласны в трюмах!

Чаплин-Томсон тихо велел командиру ледокола:

- Разверните пулеметы на берег. Держите их на прицеле...

Тогда офицеры - те, которых бросали сейчас на произвол судьбы в Архангельске, - куда-то сбегали и приволокли на своих плечах пулеметы. Тонконогие "кольты" и "льюисы" выстроились на берегу, уставившись рыльцами на ледокол... Обстановка накалена была до предела, так и жди, как бы не полоснули затяжной!

- Где же Миллер? - бесился Чаплин. - Он губит сам себя...

Среди белогвардейских офицеров уже замелькали красные бантики в петлицах пальто рабочих. Рабочие вооружены тоже, - это видно хотя бы по тому, как они держат руки в карманах, посматривая на ледокол - с ненавистью. Вдалеке дымит "Ярославна", до самого днища утисканная беглецами и тоже готовая сорваться в путь - по фарватеру, который пробьет во льдах "Кузьма Минин". А еще дальше вовсю дымят, набирая пары, "Сусанин" и "Канада" (ледоколы, вооруженные артиллерией, но настроенные большевистски)...

- Дело плохо! - определил обстановку Чаплин-Томсон.

И вдруг лязгом рвануло с Троицкого проспекта. В окружении двух танков и верных преторианцев-датчан, составлявших личный конвой генерала Миллера, показался автомобиль его превосходительства.

Евгений Карлович продирался через толпу офицеров и на все требования отвечал только одно:

- Я здесь никто... частное лицо, не больше. За меня полковник Констанди... Каютами я не ведаю - Чаплин, только он!

Напротив имени Миллера тоже проставлена жирная птичка.

- Можно отходить. Ваша каюта возле мидель-шпангоута, как вы того и желали. Там вас меньше будет трясти во льдах...

"Минин" берет "Ярославну" на буксир. Тут лукавый попугал Евгения Карловича на прощание с Россией, - наверное, вспомнился ему энергичный Роулиссон, и тень этого союзного генерала от эвакуации снова завитала над мачтами и крышами Архангельска.

- Ну-ка, - сказал Миллер, - отстучите на "Сусанина" и на "Канаду", чтобы пристраивались в кильватер. Нечего им тут оставаться с большевиками. Корабли хорошие, еще пригодятся на черный день...

Не получив ответа, Миллер велел распушить их снарядами.

Стреляли - здорово, сразу видать мастеров своего дела.

Целились по ледоколам, а попали прямо в пристань.

Так и врезали по пристани, где толпились офицеры Миллера!

Со второго залпа разнесли по кирпичику жилые дома вдоль набережной... Крики, дым, кровь на снегу! Возле причального кнехта ползал раненый в живот поручик; между красных его пальцев студенисто и противно просачивались кишки.

- Какой я дурак, - говорил он, - ну какой же я дурак... Зачем мне все это? Господа, ради чего мы сражались? Они же нас, они нас... меня, меня! Отомстите!

Констанди тоже был на причале, провожая уходящих.

- Теперь, - сказал он, увидев раненых, - давайте, господа, покажем им, как надо стрелять точно...

И офицеры ("мои доблестные товарищи", как называл их Миллер в приказах) показали Миллеру, как надо стрелять. Веером прошлись очереди над Двиною, коснулись палуб "Минина" и "Ярославны", - с мостика кораблей смело все командование.

Полковник Констанди распорядился:

- Бегите кто-нибудь на "Канаду" и передайте команде, чтобы они даром времени не теряли. Скажите, что я прошу их следовать вдогонку за Миллером и вступить с ним в бой!

Тяжело сотрясая речные льды, пасмурно и мрачно, протекла черным бортом "Канада". Но еще до боя с нею Миллеру пришлось пережитьв немало трудных минут... Едва "Минин" вломился в заторы льда за Соломбалой, как его стали обстреливать рабочие. Теперь положение было просто аховое: с одного берега по ним палили рабочие предместья, а с другого - поливали огнем свои же офицеры.

Артиллерийская дуэль закончилась тем, что "Канада", более слабо вооруженная, отошла. Сизая мгла сомкнулась над черной водой, в которой плавали рыхлые куски битого дробленого льда.

Ушли...

А фронт, стоявший против Шестой армии большевиков, побежал.

Бежали лесами - на запад, в Финляндию, в Европу, на Мурман.

Над растерянными профсоюзами Архангельска выросла фигура полковника генштаба Сергея Петровича Констанди...

Очевидец свидетельствует:

"В домах Троицкого проспекта и благоустроенных домах Немецкой слободы в эти дни царили страх, молчание, тишина. Еще недавно сияющие огнями, ликующие и оживленные, они теперь словно вымерли. Шторы на окнах были задернуты наглухо, и жуткое молчание царило в затихших комнатах. Но зато в небольших домишках и бараках лесопильных заводов и бедных районах города гремели революционные песни..."

Итак, дело за Шестой армией...

Где же ты, Шестая? Тебя как ждут!

* * *

Звонок по телефону. Констанди попросили к аппарату: