Из вечности в лето

– Так вот, Дмитрий, – проговорила она, – вам нужно больше интересоваться людьми, с которыми вас отныне связало Провидение. Например, что касается меня, то вы должны знать: я всегда получаю вещь, которая мне понравилась, – она вдруг недовольно поморщилась, – за исключением… ммм… в общем, за редким исключением. Вы мне понравились. Кроме того, я люблю вмешиваться в дела этого напыщенного фанфарона Людвига, потому что он слишком удачлив. Хотите знать, что я проиграла сегодня?

– Нет, – ответил Дмитрий подавленно.

– И снова напрасно, – Матильда указательным пальцем поддела Дмитрия за подбородок и запрокинула ему голову. Глаза ее испепеляли. – Я люблю, когда мои проблемы волнуют моих собеседников.

Матильда звонко хлестнула Дмитрия по щеке.

– Вы, как я посмотрю, уже забыли деликатное обращение Мартина, – сказала она. – Поверьте, по сравнению со мной, он – мать Тереза. Впрочем, не имею желания вас запугивать, скорее, наоборот. Пойдемте, я покажу вам одну из своих коллекций, вам понравится.

Дмитрий послушно поплелся за Матильдой по длинному коридору.

– Послушайте, Дмитрий, – неожиданно мягко заговорила Матильда, взяв Дмитрия под руку, – у вас такой вид… Вы никогда раньше не переворачивались в машине?

– Никогда, – ответил Дмитрий тускло.

– Странно, – Матильда нахмурилась. – Я, например, практикую это довольно часто. Резкая смена течения событий действует очень освежающе. Вы обязательно должны попробовать еще раз. Что вы об этом думаете?

– О чем?

– Да, Дмитрий, – разочарованно протянула Матильда. – Вы все-таки как-то слишком не в своей тарелке. Это я на вас так действую? Увы, это мой недостаток. Мне самой он причиняет невероятные страдания, можете себе представить! Как, по-вашему, я красивая женщина?

Дмитрий поспешно кивнул.

– Видите? – скорбно вытянула губы Матильда. – Но при этом мне чрезвычайно трудно удержать при себе мужчину. Необъяснимо! Дольше всех продержался этот абсолютно бескостный, скользкий, как вьюн, Тристан. Полная скотина. Когда мне удалось его выгнать, я несколько дней не вылезала из ванной. Другое дело Людвиг – идеальный мужчина, но мне он, признаться, не по зубам. Я пыталась сойтись с ним еще во времена моей блистательной юности, но ничего не вышло: на следующее же утро он сказал, что у нас не может быть иных точек соприкосновения, кроме точки «джи», но он слишком уважительно относится ко мне, чтобы свести все наше общение к трению и возвратно-поступательным движениям. Вы можете себе представить? И это при том, что он уже тогда имел всех женщин, которые попадались ему на пути!

Матильда от возмущения тряхнула головой.

– Зато с известным вам доктором, – продолжила она чуть спокойнее, – у нас много общего: например, страсть к режущим предметам. Отличие только в глубинных мотивах: у доктора – интеллектуально-эстетические, а у меня…

Матильда, не договорив, открыла дверь, к которой они подошли, и пропустила Дмитрия первым.

Комната была странной. Она напоминала апартаменты джентльмена Викторианской эпохи: только два низких кожаных кресла, курительный столик, две египетских статуи и темно-бардовые ковры на стенах, увешанные ножами и кинжалами всех размеров и разновидностей.

У Дмитрия запестрило в глазах.

– Вам здесь нравится? – вкрадчиво спросила Матильда. – Это моя любимая комната, я в ней отдыхаю. Правда, не так часто.

Матильда сняла со стены один из кинжалов и протянула Дмитрию рукояткой вперед.

– Возьмите, – сказала она. – Подержите немного, ощутите его внутреннюю силу.

Дмитрий послушно повертел кинжал в руках. Скорее, это был даже не кинжал, а стилет, довольно старый, с потускневшим четырехгранным лезвием, то ли затупившимся, то ли изначально тупым. Впрочем, лезвие довольно длинное, быстро сужающееся к острию; небольшая литая града с полустершимся узором, и выпуклая, как веретено, рукоять, обмотанная тонкой кожей.

– Что вы чувствуете? – вкрадчиво спросила Матильда.

– Похоже, довольно старая вещь, – неуверенно проговорил Дмитрий.

– Да нет же! Я имею в виду совсем другое! – поморщилась Матильда. – Вы чувствуете, что лезвие у него горячее, а рукоять – холодная?

Дмитрий потрогал и то и другое: лезвие, действительно, показалось ему намного теплее. Он с удивлением перевел глаза на Матильду.

– Это мизерикорд, – Матильда перешла на трагический шепот, от которого у Дмитрия по спине пробежали мурашки, – «кинжал милосердия». Рыцари добивали им раненых, поэтому жало – теплое: оно проникало в щели между доспехов, как член в женское лоно, и пило еще горячую кровь, – глаза Матильды вдруг подернулись влажной дымкой. – Вы знаете, как много общего у кинжала с фаллосом? – вкрадчиво спросила она.

– Никогда не задумывался, – признался Дмитрий.