На этот раз предчувствие изменило Пушкину. Ему не довелось вернуться в Крым и бродить вокруг дома в Ореанде. Судьба уготовила другое. Четвертого марта Пушкин как будто неожиданно покидает Собаньскую, уезжает из Петербурга в Москву и уже 6 апреля просит руки Н. Н. Гончаровой. И по случайному совпадению в этот же день в «Литературной газете» публикуется пушкинское посвящение Собаньской. От Собаньской — к Гончаровой. От отчаяния, инстинктивного страха, «мучительных ощущений» — к прочному и верному чувству. От демона — к мадонне. И все же… В середине июля 1830 года, через два месяца после помолвки, Пушкин покидает Москву так же неожиданно, как в марте он оставил Петербург. Он едет в Петербург и возвращается в Москву к невесте лишь через месяц. Т. Г. Цявловская предполагала, что Пушкин ездил к Собаньской. Она писала: «Нам неизвестно, была ли летом 1830 года Собаньская в Петербурге и общался ли с ней Пушкин в это время. Но эта возможность представляется нам очень вероятной». Записки Собаньской, датировка адресованных ей писем княгини Голицыной дают серьезное основание полагать, что Собаньская была в это время в столице.
Понимала ли Собаньская тогда или позже, что стихи и письма Пушкина приобщили ее к вечности? Из ее записок это никак не видно, упоминаний о Пушкине в них нет. И к этому мы еще вернемся. И еще вопрос. Не стояла ли в зиму и весну 1829–1830 годов за Собаньской и Пушкиным тень генерала Витта? И Т. Г. Цявловская, и А. А. Ахматова убеждены в этом. Вот что писала А. А. Ахматова: «Трудно предположить, что существо, занимавшееся предательством друзей и доносами в середине двадцатых годов и в начале тридцатых, именно в зиму 1829/30 года была далека от этой деятельности. А если она находилась в связи с Третьим отделением, невероятно, чтобы у нее не было каких-либо заданий, касавшихся Пушкина. Из письма Собаньской Бенкендорфу следует, что она писала ему до польского восстания, то есть до 1831 года… Значит, означенная Каролина писала Бенкендорфу в то время, когда встречалась с Пушкиным».
После подавления польского восстания Витт был назначен 29 августа 1831 года военным губернатором покоренной Варшавы, куда переезжает и Собаньская. Выполняя поручения Витта, Собаньская легко проникает в польскую революционную среду, предавая активных участников освободительного движения. Несмотря на старательную помощь Собаньской, царское правительство ей не доверяло. Когда Паскевич, царский наместник в Польше, обратился к царю с предложением о назначении Витта председателем Временного правительства, Николай отказал, мотивируя это таким образом: «Назначить Витта председателем никак не могу, ибо, женившись на Собаньской, он поставил себя в самое невыгодное положение, и я долго оставить его в Варшаве никак не могу. Она самая большая и ловкая интриганка и полька, которая под личиной любезности и ловкости всякого уловит в свои сети, и Витта будет за нос водить…»
В том же году Собаньскую по высочайшему повелению отзывают из Варшавы. Непосредственным поводом для этого послужил ее «провал» в Дрездене. Витт поручил ей слежку за польской революционной эмиграцией в Дрездене. Вот как пишет об этом сама Собаньская в письме к Бенкендорфу осенью 1832 года: «Мое общество составляли семья Сапега… Потоцкий, сын генерала, убитого 29 января, князь Любомирский и некий Красинский, подданный короля прусского. Этот последний, имевший ранее в Закрошиме портфель министра иностранных дел, стоявший во главе польского комитета в Дрездене, находившийся в постоянных отношениях с кн. Чарторыжским и всеми польскими агентами, был ценным знакомым. Так как он был ограничен и честолюбив, я легко могла захватить его доверие».
Витт, однако, совершил оплошность, не предупредив Шредера, русского посла в Дрездене, о миссии Собаньской. А тот, заподозрив Собаньскую в польских симпатиях, донес о ней Николаю. Вот так Собаньская оказалась в опале и не у дел. В уже упоминавшемся письме Бенкендорфу Собаньская умоляет шефа жандармов вернуть ей доверие, перечисляет свои заслуги перед Третьим отделением и, как бы оправдываясь, пишет о своем презрении к Польше («глубокое презрение, испытываемое мною к стране, к которой я имею несчастье принадлежать»). Нет меры ее отчаянию. «Вам известно, генерал, что у меня в мире больше нет ни имени, ни существования, жизнь моя смята, она окончена…»
В 1836 году Витт бросил Собаньскую. Еще раньше умерла ее единственная дочь Констанция. Мы узнаем об этом из писем графини Эдлинг и маршала Мармона к Собаньской, переписанных ею в альбом. Собаньская живет в Кореизе в доме княгини Анны Сергеевны Голицыной. Об этом рассказывают ее записи. На одной из страниц вклеена картинка: вид Кореиза с надписью «Кораисъ». За 1836 год в альбоме есть несколько записей, некоторые по-польски, но больше по-французски. Есть и французские стихи. В этих записках преобладает мрачное настроение: разочарование, одиночество, жалобы на судьбу, думы о хлебе насущном, страх перед будущим.