Читаем Из зарубежной пушкинианы полностью

У входа в парк со стороны Старокалужского шоссе стоят две круглые башни из красного кирпича с белокаменным бельведером. По обе стороны от башен — одноэтажные караульни, тоже из старого красного кирпича. Прямо за входом — аллея, обсаженная вековыми корявыми дубами и старыми липами. Конец апреля, но весна запоздала. Деревья, черные и сырые, спускаются к прудам, в которых тает грязный ноздреватый снег. На краю парка, над прудами, стоит каменный господский дом с колоннами, без крыши, с пустыми окнами. Рядом — еще несколько старых зданий, видимо службы. А вокруг разрослась Москва. Куда ни посмотришь — высотные дома и башни, сложенные из голубых и белых панелей. Москва наступила на Воронцово сразу с двух сторон, с Ленинского проспекта и из Черемушек. Рассказывают, что еще несколько лет тому назад за прудами буйным цветом цвели старые яблоневые сады. А сейчас от подмосковной усадьбы князей Репниных остался только этот парк. В нем гуляют дети из соседних домов. Вот и я качу коляску со своей внучкой Таней. Недавно моя дочь получила здесь квартиру. Улица, на которой она живет, так и называется — Воронцовские пруды. Мне кажется странным, что я не был здесь раньше и ничего не знал о Воронцове. Весной 1983 года, когда я вернулся из командировки в Италию, Воронцово неожиданно вошло в мою жизнь. Тогда, помнится, я много размышлял об этом. Мне казалось удивительным, что, для того чтобы узнать о Воронцове, понадобилось улететь в Рим и заняться поиском таинственно исчезнувшего архива графа Миньято Риччи, переводчика Пушкина.


* * *

С графом Риччи Пушкин познакомился в Москве в салоне Зинаиды Волконской, по-видимому, осенью 1826 года. Красивый итальянец был не только поэтом, но и композитором и певцом. Пушкин знал и его жену, Екатерину Петровну, двоюродную сестру декабриста Лунина, замечательную певицу, с которой Пушкин встречался в доме Волконской на Тверской и в московских гостиных. Известны два письма Риччи к Пушкину, написанных в 1828 году, где он просит Пушкина сообщить свое мнение о его переводах на итальянский «Демона» и «Пророка». В одном из писем Риччи благодарит Пушкина за благосклонный отзыв, но ответные письма Пушкина неизвестны. В 1828 году Риччи разошелся с женой, покинул Россию и навсегда уехал в Италию. Письма Пушкина он, видимо, увез с собой. Весной следующего года переселилась в Рим и Зинаида Волконская с сыном Александром, его воспитателем итальянским художником Микеланджело Барбиери и сестрой Марией Власовой. В Риме на вилле Волконской Риччи прожил долгие годы. Дружба с Зинаидой Волконской прошла через всю его жизнь. В письме П. А. Вяземскому, отправленному в конце января 1829 года, Пушкин говорит об их близости. Об этом же красноречиво говорят и письма Риччи к Зинаиде Волконской, — его стихи и посвященные ей мадригалы, хранящиеся ныне в библиотеке Гарвардского университета, где находится уцелевшая часть литературного архива Волконской. Однако ни ответных писем Пушкина, ни рукописного наследия Риччи в Гарварде нет. Риччи умер в Риме в 1860 году, и его архив пропал бесследно.

Архив Риччи искали многие пушкинисты. И одним из самых неутомимых следопытов был знакомый читателю Георгий Михайлович Воронцов-Вельяминов, праправнук Пушкина. Как-то, рассказывая мне о следующем поколении пушкинских потомков, Георгий Михайлович заметил, что его дочь Аня, русский филолог и переводчица, замужем за итальянцем и живет во Флоренции. Вот тут я и вспомнил о графе Риччи: ведь он флорентиец и, может быть, его архив надо искать во Флоренции. Георгий Михайлович на это ответил, что уже искал, но безуспешно. Бумаги Риччи как сквозь землю провалились. Осталось неразведанным одно место, рукописный отдел Ватиканской библиотеки. Про себя я подумал: а как туда попасть?

Прошел год. Из Парижа пришло печальное известие: незадолго до Нового года скоропостижно скончался Георгий Михайлович. В апреле 1983 года я прилетел в Рим. Мне предстояло чтение лекций в нескольких итальянских университетах, и на этом пути лежала Флоренция. Я позвонил из Рима во Флоренцию по телефону, и Анна Георгиевна сказала, что встретит меня прямо у вагона поезда. Я приехал во Флоренцию днем, вышел из вагона и стал ждать на перроне. Ведь я не знаю прапраправнучку Пушкина в лицо. Знаю только, что на фотографии она похожа на своего покойного отца. И вот, когда толпа рассеялась, я увидел в голове поезда молодую женщину, прямо бегущую ко мне. Ну конечно, это — Аня, Анна Георгиевна Воронцова-Тури. Аня — высокая, несколько худая шатенка с серыми мягкими, как у отца, глазами. И я впервые (прошло уже две недели, как я в Италии) заговорил по-русски.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги