Разглядывая эти фотографии, я подумал, что невозможно представить себе нашу жизнь без Пушкина. Образно говоря, не будь Пушкина, мы были бы другими. А вот сэра Николаса без Пушкина вообще не было бы на свете. Портреты Пушкина, Натальи Николаевны и фотографии их детей — это просто его семейный альбом. Эта мысль показалась мне удивительной. А вот то, что мы говорим с ним по-английски, не было странным. Ведь наш Пушкин принадлежит всему человечеству.
Мы вернулись в первую комнату. Она была как бы продолжением семейного музея, но совсем в другом роде. Здесь висели портреты всех русских царей, а также портрет безземельного герцога Анхальт-Цербстского, отца Екатерины II. Все это большей частью копии, выполненные в разное время в Петербурге, не представляющие особой художественной ценности. Они принадлежали отцу леди Зии и до переезда в Англию находились на его вилле в Каннах. Почти напротив пушкинского портрета, на противоположной стене, висит портрет императора Николая I в полный рост. Пушкин глядит с портрета задумчиво и немного грустно. Император — холодно и надменно. Между ними прохаживался сэр Николас, их прапраправнук. С той же стены «самовластительный злодей», император Павел I, спокойно взирал на пушкинскую оду «Вольность». «Какое странное соседство», — невольно подумал я, прежде чем снова вспомнил, где нахожусь.
В этой комнате было много «экспонатов» (если так можно назвать вещи, принадлежащие лично сэру Николасу), имеющих историческую и музейную ценность. Среди них — столовое серебро, принадлежавшее великому князю Михаилу Николаевичу (младшему сыну Николая I), личные вещи его отца, коллекция русских придворных костюмов разного времени, в том числе придворное платье русской работы, в котором внучка Пушкина, Софья Николаевна Торби, представлялась королеве Виктории в 1897 году.
В центре зала — отлитая из серебра копия «Медного всадника» высотою в полметра. На трех сторонах ее основания видно рельефное изображение Московского Кремля, Зимнего дворца в Петербурге и Виндзорского дворца. Что это — экспонат пушкинской выставки в «русской комнате», эмблема бессмертной поэмы Пушкина? Оказывается, нет. Эта серебряная копия была отлита в Англии в 1845 году по приказанию Николая I как переходящий приз за победу на скачках. Этот приз был учрежден царем после посещения им Англии в 1844 году. После Крымской войны этот приз уже никому не присуждался.
Описание всех коллекций Лутон Ху, собранных в нескольких десятках залов, заняло бы много места. Пожалуй, наиболее выдающимися являются собрание работ русского придворного ювелира Карла Фаберже и картинная галерея, в которой представлены Рубенс, Бермеджо, Гольбейн-старший, итальянские мастера XV и XVI веков.
Когда мы вернулись в кабинет хозяина дома и разместились в креслах, я спросил сэра Николаса о том, о чем думал всю дорогу сюда, о пропавшем дневнике Пушкина.
Да, сэру Николасу эта история была, в общем, известна. Он вспоминает, что Е. А. Розенмайер ездила в Южную Африку по протекции Софьи Николаевны Торби и леди Зии, которые хотели ей помочь, используя связи сэра Гарольда Уэрнера. Из объяснения сэра Николаса стало понятным, почему внучка Пушкина пыталась поправить свое материальное положение в Южной Африке. Однако он ручался за то, что дневник Пушкина никогда не находился ни у одного из членов семьи. В самом деле, весь архив английских потомков Пушкина — фотографии, письма, документы — находится в Лутон Ху. Сюда он перешел к леди Зии от ее родителей. Однако пушкинских документов в архиве нет. Леди Зия и ее внук много сделали для организации пушкинской экспозиции в Лутон Ху, и таким выдающимся материалом, как пушкинский дневник, они не могли пренебречь.
В 1929 году, уже после смерти Софьи Николаевны Торби, великий князь Михаил Михайлович, нуждаясь в деньгах, продал парижскому балетмейстеру Дягилеву десять писем Пушкина к невесте — единственные пушкинские реликвии, которыми семья располагала. После смерти Дягилева пушкинские письма перешли в собственность Лифаря. В 1956 году сестра леди Зии, Надежда Михайловна, присутствовала на спектакле в лондонской опере «Ковент-Гарден», в котором танцевала Галина Уланова. Это были гастроли Большого театра и первое выступление Улановой в Лондоне. В антракте Надежда Михайловна встретила Лифаря и потребовала возвратить эти письма семье, но получила отказ. Позже сэр Николас предложил Лифарю продать или завещать Лутон Ху эти письма. Однако цена оказалась непомерно большой, а от завещания их хозяин воздержался. Совсем недавно, после смерти Лифаря, наш Фонд культуры приобрел их на аукционе, и пушкинские письма вернулись на родину.