Из зеркала

Не в силах пошевелиться, я сидела и смотрела на то, как она ко мне приближается. Наконец она склонила голову к моему правому уху и тихо произнесла:

— Не пытайся открыть крепко запертые двери.

Она вздохнула и обдала меня таким чудовищным холодом, что я испуганно вздрогнула, пламя свечей резко колебнулось из стороны в сторону, и фигура исчезла.

И всё-таки, несмотря на пережитый мной страх, на следующий день я снова попыталась вызвать Василису на откровенность, зайдя на кухню и попросив её сварить мне кофе. Я присела за стол, на котором Василиса раскатывала тесто для пирога. Я видела, что она нервничает, и всё же завела разговор о таинственных смертях.

— А что поговаривали в усадьбе, когда и вторая жена князя покончила с собой? — спросила я, когда кухарка подала мне чашку со сваренным кофе.

— Да у нас и говорить-то об этом было некому, — сказала она. — Кроме слуг, тогда здесь никого не было. Гостей не звали и не ждали.

— Ну, а слуги обсуждали же между собой это происшествие?

— У нас это не принято, — строго произнесла Василиса и с неприязнью посмотрела на меня. — Сами знаете, что господа не поощряют, когда слуги их обсуждают.

— Ну пожалуйста, мне очень важно знать! — Я умоляюще посмотрела на неё.

Кухарка перекрестилась. Я обратила внимание на её правую кисть, всю покрытую мелкими шрамами.

— Ой, барышня, не вводите меня в грех, нельзя об таком говорить.

Я взяла её за руку:

— От чего эти шрамы? Что с вами произошло?

Василиса совсем побледнела, глядя на меня.

— Случайно руку кипятком обварила, когда в бане мылась, — сказала она.

По её глазам я поняла, что она солгала мне, и решила не отступать от неё. Но тут за дверью послышались шаги.

— С ума их свели. Обеих, — понизив голос, едва успела произнести Василиса, как в кухню вошла Пелагея.

— А вам письмо из деревни принесли, — сказала она и подала мне сложенный вдвое листок бумаги. Это была записка от Леокадии Косихиной, с которой мы вместе учились в гимназии. Теперь она была замужем за местным священником. Узнав, что я нахожусь в усадьбе, она звала меня в гости на чай.

Я решила воспользоваться приглашением, чтобы узнать, что говорят в деревне о событиях, произошедших в усадьбе минувшим летом, и, набросив на плечи шаль, отправилась в путь. Леокадия за эти шесть лет после окончания гимназии сильно изменилась, превратившись из тоненькой, стройной девушки в рыхлую, полную женщину. Она скучала в деревне и, так как была ограничена в средствах, очень редко бывала в городе. Сначала она забросала меня вопросами о наших общих знакомых, о городских событиях и переменах, а затем заговорила об усадьбе:

— А что, все уехали, и Агаша тоже?

— Да, там теперь только управляющий с женой, кухарка и садовники.

— Жаль, — вздохнула Леокадия. — И зачем только старуха потащила с собой за границу Агашу? Ехала бы одна со своим любимым племянником.

По интонации её голоса я поняла, что она недолюбливает тётку князя.

— Она ведь его с пятнадцати лет воспитывала, — сказала я. — Разве ты об этом не знала?

— Да, кое-что слышала.

— Его мать от чахотки умерла, а отца ещё раньше не стало. Он упал с лошади во время охоты. Вот Анна Даниловна с тех пор племянника и опекает. — Леокадия зло усмехнулась. — Она даже эту усадьбу ему посоветовала купить. Дескать, жене твоей здесь понравится. Ну, той ещё, первой. Мой дядя им купчую оформлял.

— Так ты знала первую жену князя? — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более равнодушно.

— Я не была с ней близко знакома, мы с ней только в церкви по воскресеньям виделись. Она была довольно мила. Всегда присылала нам к праздникам подарки.

— А что с ней случилось?

Леокадия пожала плечами:

— Старый доктор говорил, что это всё нервы. Бедному князю не стоило привозить сюда своих жён. Я думаю, они обе умерли от отсутствия общества. К тому же зимой здесь такая скука! — Она вздохнула. — Не знаю, что мы теперь без Агаши делать будем. У нас её так любили! От всех хворей средство знала. Помню, голова у меня разболелась, так она руку свою мне на затылок положила, что-то пошептала, и вся боль прошла. Такое облегчение!

Я собралась возвращаться в усадьбу, но к Леокадии пришла жена учителя и принесла не только пирог с брусникой, но и удивительную новость: купчиха Марфа Егоровна Демакова обвенчалась со своим домашним врачом, Фёдором Андреевичем Шефером, который был моложе её на двадцать два года. Врач был и строен, и хорош собой, а Демакова никогда красотой не отличалась. Вдобавок в последние годы она сильно растолстела.

Леокадия с женой учителя с жаром принялись обсуждать это известие.

— Интересно, как их будут принимать в обществе? — усмехнувшись, произнесла жена учителя.

— Думаю, богатство Демаковой закроет всем рты, — сказала Леокадия. — А врач-то оказался не промах. Ну, не они первые, не они и последние.

— Это вы о чём? — удивилась жена учителя.

— Да так, — махнула рукой Леокадия. — В нашего князя тоже одна не слишком молодая особа влюблёна. То-то обе его жены и года с ним не прожили, бедняжки.