— Быть может, он был её женихом, — сказал Архипов.
Эля покачала головой:
— Вы и сами знаете, что в найденных вами письмах нет ни строчки о том, что Харрис был женихом Валгиной. К тому же они познакомились незадолго до её внезапной поездки в Италию, в Кальи.
— В Кальи жил граф Тормасов, — неожиданно произнёс Архипов.
Эля вздохнула:
— Значит, всё-таки Стронская. Её ревнивая любовь погубила двух молодых женщин. Но как она это сделала? Неужели при помощи того самого пресловутого зеркала?
Архипов некоторое время постоял в задумчивости, словно решая в уме какую-то сложную для него задачу, а потом сказал:
— Вот что, Эля. Приезжайте-ка завтра утром ко мне на улицу Карамзина, дом восемьдесят. Я вам кое-что покажу.
«Вот это да! Интересно, что он мне покажет», — подумала озадаченная неожиданным приглашением краеведа Эля. Тут она вспомнила о его книге, купленной в книжном магазине на прошлой неделе, и заторопилась назад. Подойдя к калитке дачи, она увидела машину брата, а затем услышала весёлые голоса. Гости уже сидели за столом и пировали. Однако ей удалось проскользнуть незамеченной в дом и подняться в свою комнату. Там она отыскала в стопке «Мучеников и подвижников Неренской земли» и принялась просматривать книгу. Одна из глав особенно заинтересовала её. Она была посвящена сестре Зинаиды Валгиной — Евдокии, ушедшей в монастырь в возрасте двадцати двух лет после смерти жениха, умершего во время эпидемии холеры в Санкт-Петербурге. В восемнадцатом году Евдокия стала настоятельницей женского монастыря на Бисеровском острове и руководила им до середины двадцатых годов. Когда она умерла от сердечного приступа, монахини растерялись и впали в уныние, пока руководство не взяла в свои руки старица Агапия, пользовавшаяся большим авторитетом и уважением. Она умела лечить, и к ней отовсюду приезжали больные. Агапия оказалась не только чудесным лекарем, но и очень умелой руководительницей и подняла дух у приунывших монахинь и белиц. И всё же в тридцатых годах по указу властей монастырь был закрыт. Правда, Агапия уже не увидела его гибели: она утонула за год до столь трагического для монастыря события.
Глава 17
С утра снова пошёл сильный дождь, однако непогода не испугала Элю. В половине десятого она, держа зонт над головой, подошла к дому краеведа Архипова. Эля так привыкла к цветам за последнее время, что удивилась тому, что в палисаднике краеведа росли только две небольшие рябинки. Расположились они в комнате, которую Эля мысленно назвала кабинетом, так как в ней было очень много книг, журналов и самых различных папок: кожаных, картонных и пластиковых.
Архипов предложил Эле горячего чаю, но она отказалась. Её переполняло нетерпение. Она устроилась в кресле, стоявшем рядом с камином, в котором лежали сухие дрова, и приготовилась слушать хозяина, однако сначала он разжёг огонь в камине, затем подошёл к одному из стеллажей и достал с полки картонную папку. Краевед протянул папку Эле, а потом, когда она взяла её, сел в соседнее кресло. Архипов потёр рукой лоб и тихо произнёс:
— Несколько лет назад мне удалось обнаружить тайник в развалинах монастыря на Бисеровском острове. Все письма и бумаги, найденные в нём, я отдал в музей, кроме одной рукописи. Она была написана на итальянском языке. Я знаю несколько языков, в том числе и итальянский. Знание языка не позволило мне показать эту рукопись музейным работникам и вообще кому-либо. Когда вы прочитаете перевод, вы поймёте, почему я это сделал.
Эля молча развязала тесёмки папки и раскрыла её. Внутри лежали старые, пожелтевшие, испорченные временем бумаги, покрытые словами на незнакомом языке. Она вынула их. Перевод, отпечатанный на машинке, находился под ними.