Из жизни авантюриста. Эмиссар (сборник)

Подсудок вздохнул… и когда Целина вернулась, вычитала с его лица, что дела обстояли лучше.

Шувала кричал только ещё громче, ругался, спорил для вида с подсудком, который утверждал, что был больным, клял, топал, разгонял людей, и через несколько часов этой комедии оставив жандарма в Радищеве, один ещё ночью со светильником выехал с пленниками в Луцк.

Подсудок умолял его за них, но Шувала ни слова на это не отвечал.

* * *

Это была памятная ночь для жителей Радищева. Справник ещё был на дамбе, когда Целина, опасающаяся за своего узника в тесном укрытии, с тревогой побежала открыть в камине заслонку.

В руке у неё был трут, ставни были закрыты, жандарм спал в прихожей подсудка. Не имела времени признаться отцу. Потихоньку отодвинув заслонку, поднесла трут и заглянула в укрытие… но на дне его ничего видно не было. Боялась, как бы бедный Павел из-за недостатка воздуха не потерял сознание.

В это подземелье вела тесная лестница… не слыша голоса, не видя узника… дрожащая, она медленно спускалась, разглядываясь… но там не было никого… Когда и как ушёл оттуда Павел, было выше её понятия.

В течении всего того времени справник сидел в покое рядом… крутилось полно жандармов, сторожей, крестьян, слуг.

Она не могла даже понять, куда он ушёл… но вздохнула почти спокойней, благодаря Бога.

Опасаясь ещё, не оставил ли он каких бумаг в своём покое, она побежала посмотреть. Там её ждало новое удивление: одежды Павла, его вещи, которые, убегая, он оставил, не было… Очевидно тогда, во время переполоха, который царил в доме, отважный и ловкий молодой человек выскользнул из своего укрытия, сумел попасть в комнату, собрать, что смог ухватить, и ушёл, пользуясь темнотой ночи.

Трудности выполнения были так велики, что Целина не могла себе объяснить, как он сумел это сделать. Нужно было обойти почти весь дом, среди жандармов попасть в её комнатку и через окно, потому что было открыто, уйти. Всё это доказывало о самообладании, храбрости, необычайной ловкости.

Поэтому ей не было необходимости объясняться перед отцом и даже говорить о том. Подсудок, в действительности чувствуя себя уставшим и сломленным, велел ей также лечь. Итак, она вернулась в свой покойчик, задумчивая, но благодаря Бога, что ей удалось поспособствовать спасению жизни человека, к которому чувствовала в сердце больше, чем приязнь и уважение. Она прохаживалась по покою, отделяющему салон от её собственного, когда на полу заметила кусочек бумаги. Почти машинально его подняла и, всматриваясь, заметила на нём видимые впотьмах толсто начертанные карандашом слова:

«Простите несчастному, благодарю вас, я обязан вам жизнью, порвите листок…»

Целина живо спрятала его под платье, сердце её начало биться, она вошла в покой и опустилась на колени благодарить Бога.

Он был спасён, отец настолько спокойный за свою судьбу, сколько им быть мог в таком положении… но бедный Заловецкий и его товарищ… Какие их ждали приговоры? Заплакала, молясь, бедная…

* * *

Кто испробовал полеские дороги осенью, а ещё лучше в весеннее половодье, тот может быть уверенным, что его на свете никакое путешествие и никакой тракт не удивит и не испугает. Эти дороги не много разняться от наполовину высушенных русел потоков. Камни, коряги, корни, лужи, пропасти, грязь… найдётся там всё, что только дорогу может делать непроходимой… а чем она больше посещаема, тем хуже. Колёса, глубоко врываясь, вырезают ровики, которые размывает вода… а каждая повозка, избегая старых, делает новые, и в конце концов этот тракт изменяется в расплывающиеся борозды, между которыми торчат куски земли, ветки, хворост и поломанные прутья, что когда-то служили для спасения из бездны. Такая адская дамба везде обычно с высоким, качающимся, на тонких палках построенным мостиком, прикрытым чаще всего неукреплёнными балками, так, что конь, который ступит на конец, может тяжестью своей перевесить и вырвать бревно. Многих также из них не хватает… дыры их заменяют. Иноходцы перепрыгивают эти препятствия, к которым привыкли, и не поднимают ушей, пока не проедут эту клавиатуру, опасность которой знают. Ибо не раз случалось, что иноходец оступится и на сваи полетит. Иногда на старых конях и бричка западает.

В гневе тогда путник, что сломался, собственными руками такой мост разбрасывает, а потом несчастный другой путник, должен как-то так летать или объезжать мостик через ров.

Тракты этого рода полны неожиданностей, и, точно, не дадут уснуть ни путешественнику, ни вознице.

Подобной дорогой выпало возвращаться полковнику Шувале… Слишком важные он имел, однако, в голове мысли, чтобы присматриваться… а сказать правду, и не чувствовал, что с ним делалось.

Бричка летела, толкала его, бросала, западала в ямы, наклонялась; он думал, однако, что первого урядника в повете перевернуть всё-таки не могут. Но сталось что-то иное.