Из жизни авантюриста. Эмиссар (сборник)

– Ты знаешь, что я справник? – закричал Шувала. – Я тебя научу. Я тебя в гроб упакую и сгниёшь в нём… Иди за кузнецом…

Подскочила еврейка.

– А! Ясно пане, он не может идти, когда начал Господу Богу молиться, но я иду, бегу.

Полковник плюнул, пожимая плечами. Оглядел избу, не было угла, где бы мог сесть и отдохнуть… но видны были двери в альков, в котором на столе горела свечка.

Полковник вошёл в него.

На топчане с горстью соломы, обёрнутый плащом, отвернувшись лицом к стене, спал какой-то путник… Справник возмутился, что кто-то смел спать, когда ему негде было сесть. Ударил ногой спящего. Сначала не подействовало, путник задвигался только и, казалось, что-то под плащом ищет руками.

Справник воскликнул по-русски:

– Ну, вставай!

На этот приказывающий голос человек, обёрнутый плащом, немного лениво, начал медленно поворачиваться… затем, однако, неожиданно вскочил, раскрыл широкий плащ и, прежде чем полковник имел время прийти в себя и испугаться одновременно, сильной ладонью схватил его за горло.

Шувала при бледном свете сальной свечки только сейчас узнал давно незримые, но хорошо ему памятное лицо и черты Павла Зенчевского и его огненные глаза, уставленные в него.

Эмиссар одной рукой держал его за шею и сжимал, а другую, подняв револьвер, приложил ему к груди.

Полковник хотел убежать, но впустую, более сильная рука держала его железной хваткой, а дуло пистолета касалось мундира… бьющееся сердце его чувствовало… тревога смерти отбирала у него силы. Он не имел оружия… позвал на помощь, но хорошо знал, что евреи ему никакой помощи дать не могут. Действительно, хозяин в смертельной рубашке показался на пороге, но путник крикнул:

– Закрой дверь, а то выстрелю… пусть никто не смеет входить.

И дверь в самом деле молнией закрылась и зловещая тишина смерти воцарилась в корчёмке. Были только слышны приглушённые голоса и гул. Павел всё ещё держал вырывающегося справника и всё сильней душил… лицо полковника посинело, глаза вылезали из орбит.

– Негодный человече, существо недостойное человеческого имени, – воскликнул Павел прерывающимся голосом, – поручи душу, ежели её имеешь… дьяволу, которому служил при жизни… потому что целым и живым отсюда не выйдешь. Преследовал сестру, отравил ей жизнь и привёл её к могиле, издевался над старым, безоружным моим отцом… уничтожил нас, преследуешь меня, покушаешься на мою жизнь, но сам Бог дал тебя безоружного в наказание в эти руки, которые ты так желал заковать… пришла минута правосудия… ты погибнешь!

Говоря это, он метал им, устрашённым, как ребёнком, желая его повалить… Справник оторваться не мог и не смел, вырывался напрасно, слабо, потому что чувствовал, что револьвер, который был направлен на грудь, при малейшем движении мог ему пулю послать в сердце… схватить его рукой не смел, чтобы смерть не ускорить.

В голову ему только пришло, что какой-либо ценой следовало оттянуть борьбу, потому что могли подойти его люди и положение измениться, решил умолять о спасении.

– Павел! – воскликнул он. – Павел… заклинаю… я выполнял и выполняю мой долг, я для него клялся, я не виноват, даруй мне жизнь… отпусти меня. Смилуйся… ничего тебе не угрожает… пойдёшь свободный… не буду преследовать… даруй жизнь.

– Нет, – крикнул Павел, – нет, я знаю тебя, не верю… Если бы меня упустил, будешь других преследовать и мучить, дикий зверь не избавляется от натуры своей, ты для этого создан… Если веришь в Бога, молись… потому что должен умереть. У меня есть шесть выстрелов, а один из них предназначен, чтобы убить тебя и очистить мир от чудовища. Вставай на колени и молись, подлый!

Справник упал на колени… молитва могла его спасти, люди подтянуться.

– Павел, на тени твоей сестры клянусь тебе – оставлю этот край, службу, всё. Что тебе с того придёт, что у меня жизнь отберёшь? Тебя будут потом искать, преследовать, возьмут, схватят… я тебя отпущу… я устрою побег… клянусь… военной честью… Павел, на тени твоего отца…

Но Павел, разъярённый ещё борьбой, отпустить его не хотел, револьвер держал над ним, хоть рука его от гнева и утомления дрожала… Шувала почувствовал, что неприятель смягчается… удвоил мольбы и просьбы.

– Ещё раз, клянусь тебе, выйдешь целым, даруй мне жизнь… Слово солдата… Павел… ты человек.

Павел слушал, презрение нарисовалось на его городом лице; наконец отпустил его, толкнув так, что тот рухнул на пол… но револьвер держал ещё какое-то время поднятым.

– Не хочу пятнать себя твоей недостойной кровью, – воскликнул он, опуская оружие. – Живи! Посмотрю, как ты исполнишь свою торжественную присягу, что спасла тебе жизнь. Но помни! Ежели нарушишь эту клятву, ежели у людей, вмешанных в моё дело, волос упадёт с головы… ежели посмеешь преследовать Радищев… хоть бы я должен был погибнуть… найдётся кто-нибудь… кто тебе голову прострелит, не я – то другой… помни!