Секретарь усмехнулся себе… взял в руки паспорт и начал его со всех сторон разглядывать… кивал головой… потом застегнул мундир, вытянул немного воротничок, поглядел в зеркальце, засиженное мухами, и, придвинув огромную книжку, чрезвычайно тщательно её полистал, чтобы придать себе видимость занятого работой человека. Заложил за ухо перо.
Прислушивался, не идёт ли кто… но напрасно. Слышна была только капель дождя с крыш и посвистывающий вечерний ветер.
Затем он уловил шум шагов на пороге, в сенях, дверь заскрипела и на пороге, снимая плащ, показался мужчина довольно высокого роста.
Секретарь, погружённый в книги, с нахмуренными бровями, немного поднял голову. Путник с подвязанным лицом слегка наклонился к нему и начал лепетать по-немецки. Ицек смотрел то на него, то на секретаря, который, казалось, проверяет описание.
Лица путник хорошо узнать было невозможно, только два чёрных глаза, молодых, огненным взглядом сверкали исподлобья. Одет он был прилично… и имел в себе что-то, что секретаря лишило смелости.
Но не напрасно он был полицейским урядником, помимо того, что сверил описание с паспортом, нужно было поднять цену и попробовать по крайней мере что-то выторговать с незнакомца.
Поэтому секретарь, ничего не говоря, посмотрел на паспорт, встал и величественно с пером в зубах вышел через дверь, ведущую внутрь дома.
Путник, казалось, глядит на всё это очень равнодушно. Ицек шепнул ему по-немецки:
– Ему ещё надо что-нибудь дать, а не то будет утомлять.
Незнакомец кивнул головой.
Секретарь тем временем вошёл с паспортом в комнату, в которой, спасаясь от сонливости и скуки, справник с полицмейстером играли в экарте.
Бутылка рома и чашки чая поддерживали их общество.
Заметив секретаря, Прамин, который не терпел, когда его прерывают, поднял голову, унылый и гневный.
– Чего ты хочешь! Как ты смеешь?
Секретарь из всего ответа подсунул ему паспорт.
– Ну, подпиши его и иди к тысячи дьяволов.
– Подпишите, – сказал секретарь, – но это заграничный чужеземец.
– Что? Кто? Кто такой?
– Часовщик…
– Пусть идёт к чёрту вместе с тобой!
– А если какая подозрительная особа?
– Это твоя вещь… расспроси его…
– Говорит только по-немецки.
– Отпусти его… раз немец, не может быть подозрительным… Чей подданный?
– Прусский подданный.
– А как ты можешь, глупец, задерживать прусского подданного? Гм? Ты знаешь… о, голова ты голова… с длинными ушами… что прусский король – родственник его величества, что мы с пруссаками в дружбе…
– Но я политикой не занимаюсь…
– Тогда иди прочь… и двигай, пока цел.
Секретарь, покивав головой, вышел очень послушный.
– Чёрт его знает, – сказал он про себя, – прусский подданный… несомненно, это что-то значит… а как бы пруссаки гневались…
Он решительно шёл подписать паспорт, но желание использовать возможность придавало ему мину насупленную и грозную. С этой миной он появился в дверях и направился к столику, на котором лежащий рубль бросился ему в глаза. Этот аргумент сработал и секретарь занялся положением визы, полицейской печати и собственной подписи. Всё это заняло отрезок времени, потому что урядник ради удобства какого-то там путника, хотя бы и прусского подданного, спешить никогда не должен. Наконец приведённый в порядок паспорт был придавлен печатью, и секретарь отдал его очень до сих пор терпеливо ожидающему его господину с подвязанным лицом.
Падал сумрак и путник уже собирался уходить, когда в прилегающем покое послышались голоса. Полковник Парамин попрощался со справником, и высокая фигура начальника повета вдруг показалась во вторых дверях.
Справник шибко проходил по канцелярии, но имел время бросить взгляд на стоящего в плаще прусского подданного, глаза их встретились. Путник вовсе не смешался, только справник на мгновение приостановился, казалось, что, испуганный, хочет вернуться; продолжалось это только мгновение ока, он бросил взгляд ещё раз на стоящего на пороге и вышел. В сенях ещё, словно размышляя, он остановился, пустил дым из сигары и, махнув рукой, крикнул спящему вознице: «Подавай!»
Проснувшийся ванька хлестнул коня, на что ему тот, равно удивлённый, отвечал брыканием и грязью, но дрожка поехала… а справник бросился в неё, и они тронулись.
Спустя какое-то время потом путник с Ицеком вышел из канцелярии полицмейстера и исчез в уличном мраке, хлюпая по грязной улице.
Было девять часов, чёрная ночь с дождём и туманом покрывала уже наполовину спящий городок… когда посланный на почту инвалид, сильно припозднившийся, с кожаным мешком, полным бумаг, втиснулся в канцелярию.
Секретарь ожидал именно эту несчастную почту до такого позднего часа, теряя терпение. Давно поставленный самовар, бодрствующая жена, ожидающая его в товариществе подпоручика Милушина, тёплая комнатка и отдых улыбались ему напрасно.
Парамин сам не убивал себя работой, но к подчинённых на службе был неумолим. Поэтому, увидев на пороге инвалида, секретарь выбросил из сердца гордость и побежал ему помогать распаковывать почту.
– Чего же ты запоздал, негодный?