Из жизни авантюриста. Эмиссар (сборник)

Из признаний Ицка, молодой Рифки, которая носила путнику рыбу, и внука хозяина, который ходил к нему, напрасно склоняя его к бутылке вина, оказалось, что этот подозрительный мужчина прибыл с утра, мало что ел, что вообще не пил, что с ним и его немчизной разговаривать было слишком трудно, что имел с собой несколько или более десятка часов, что во время пребывания показывал полное спокойствие, хотя очевидно, спешил с выездом. Куда ехал? Осталось неразрешимой загадкой.

Секретарь, который визовал паспорт, не бросил более внимательный взгляд на предыдущие подписи и дату. В каждом ином маленьком местечке из направления улиц можно было сделать вывод, с которой стороны света приехал путник, и в которую направлялся; тут, облитые вокруг водой руины имели только одну дорогу, которою в них въезжали и выезжали.

Московская полиция, как много иных органов власти, вовсе не привыкла к тонкому проникновению в мелкие подробности и заключению вывода деятельности, у неё насилие заменяет быстроту. В Англии детективы должны ломать себе головы, чтобы не зацепить невинного; тут, когда ищут одного, вольно иногда посадить десятерых, что тем приятней, что каждый из них ещё заплатить должен.

В этот раз, однако же, полицмейстер напряг все умственные органы… приказал подать себе свечу и проводить в комнату, которую занимал путник. Он рассчитывал на то, что там, может, найдёт какую зацепку. Покой, который занимал этот таинственный человек, счастьем, после его удаления не был подметён.

Парамин, ведя за собой секретаря, вошёл в комнату, заостряя все свои органы чувств. Одно окошко, один столик, сеном выстланное ложе, которое сохраняло оттиск тела, что на нём покоилось, стульчик, выдвинутый на середину покоя, – вот что заметил на первый взгляд полицмейстер. Секретарь вздыхал, темнело в его глазах, не видел ничего, в ушах стучали слова: Под суд! Он хорошо знал, что вся вина падёт на него, хоть Богом и правдой, обращал внимание своего начальника на то, что путник был иностранец. Полицмейстер, ходя со свечой, вдруг бросился с ней заглянуть под кровать… За ней на полу лежали кусочки порванной бумаги. Секретарь угадал, о чём речь, встал на колени и как можно старательней собрал их.

Бумаги были смятые и порванные, но на них тут и там стояли обрывочные слова, написанные по-польски.

Парамин ударил себя по лицу.

– Позвать мне сюда Ицка.

Секретарь немедленно притянул его, испуганного, за воротник.

– Отвечай… и правду… правду! А то погибнешь… Выметалась ли комната раньше, чем её занял путник? Кто её перед тем занимал?

– Перед ним? А, вай! Стоял пан Стецкий… а была ли выметена? Конечно, была выметена…

– А под кроватью?

– Ну… везде… сена не было даже на кровати и вай.

– Вот что, – сказал, собирая кусочки бумаги, Парамин. – Немец… а бумаги на польском.

Секретарь трагично заломил руки.

– Этих евреев повесить! Всех в Сибирь… они в заговоре с политическими преступниками, вот что! – кричал полицмейстер. – И как может быть, чтобы не знали, куда он поехал! Всё-таки говорил! Спрашивал! Искал коней…

– Он поехал, а по крайней мере говорил, что поедет в Дубну, – воскликнул Ицек.

– А! Это ты теперь уже знаешь! – зарычал полковник. – В тюрьму его, а под розгами расскажет нам всё.

Ицек начал плакать.

Полицмейстер кивнул, его увели… забрали бумаги.

– Почтовых коней! На дорогу в Дубну! Живо… – воскликнул он.

Секретарь уже шёл к двери.

– Господин полковник, – воскликнул он, вдруг оборачиваясь, – ежели это такой негодяй, то он специально говорил, что едет в Дубну, а на самом деле, чёрт его знает, куда выбрался. Нужно его преследовать по всем дорогам.

Полковник молча кивнул головой.

– К справнику! Нечего размышлять, нужно использовать самые жёстокие меры.

Он договаривал эти слова, когда в сенях поднялся шум и высокая фигура капитана-справника неожиданно показалась на пороге. Два приятеля смерили друг друга глазами и договорились взглядом.

Справник тут же кивком выпроводил всех за дверь.

– Вы знаете, что делается? – сказал Парамин, когда остались одни.

– Цыц, цыц! Без шума! На что было делать столько шума!

– Но знаете?

– Конечно, знаю, больше, чем вы! Вы получили секретные письма.

Справник пожал плечами.

– Всё-таки весь повет на моей голове. Алексей Иванович, важные подходят события… нужно взяться за руки.

Они молча подали друг другу руки.

– Вы уже одну глупость сделали.

Полицмейстер вздохнул.

– Чёрт знает, что за птица.

– Я его видел, выходя от вас, и могу вам теперь смело сказать, что это за птица, потому что я его знаю давно.

– Вы его знаете? А почему же?

– Цыц, кто бы мог догадаться, что эта бестия, осуждённая в Сибирь за политику… осмелился тут показаться.

Парамин, услышав эти слова, отчаянно задвигался.

– Тихо, цыц, шш… Алексей Иванович, тихо… никто о нём знать не должен, – он понизил голос. – А ну, так, я его знаю хорошо. Эта бестия интриговала уже в 1831 году, был взят, осуждён в Сибирь и вырвался в Житомир из тюрьмы и сбежал за границу. Кто бы мог подумать, что он сюда после стольких лет голову принесёт.

– Вы его знали?