Из жизни двух городов. Париж и Лондон

В 1863 году Чарльз Диккенс посетил кладбище Кенсал-Грин, расположенное в миле к северо-западу от Паддингтонского вокзала, между Хэрроу-роуд и каналом Гранд-Юнион. После этого визита, в очередном номере своего журнала All the Year Round («Круглый год»), писатель отметил: «Французы считают, что жизнь англичан проходит лишь под влиянием меланхолии и сплина, именно поэтому мы сделали кладбища основным местом для прогулок». Со своей стороны, Диккенс признался, что блуждание по заросшему травой церковному погосту действительно доставляет ему большое удовольствие. «Здесь лежат бок о бок угнетатели и угнетенные, слуги и хозяева, великие и малые — всех уравняла смерть». «К сожалению, я не имел представления об английских загородных кладбищах, пока однажды, в жаркий июльский день не навестил Кенсал-Грин».

В отличие от погостов, окружавших приходские церкви в центре города, пригородные кладбища располагались за его пределами и не были связаны с определенной приходской общиной. Хотя Кенсал-Грин (первое лондонское кладбище такого типа) открылось в 1832 году, представление о кладбище как об огромном, хорошо организованном пространстве, очевидно, было еще Диккенсу внове. Правда, в древние времена в Лондиниуме существовало целых три кладбища; все они были разбиты на северной стороне Темзы недалеко от крупных дорог: Восточное кладбище, например, находилось на месте сегодняшней Прескот-стрит в Тауэр-Хамлетс. Однако начиная с четвертого века «внешние» захоронения (то есть за пределами города) по религиозным соображениям перенесли поближе к церквям, на погосты: считалось, что близость к святому месту облегчит душам праведников поиск райских врат. К сожалению, эта удобная для праведных душ практика в реальности привела к скученности погребений — что было весьма опасно для здоровья живых горожан, и в долгосрочной перспективе могло иметь тяжкие последствия для всего города.

К началу «современного» периода, идеи создания специальных пригородных «анклавов для мертвых» и перевода кладбищ на коммерческие рельсы уже давно будоражили умы городских властей. После Великого пожара 1666 года архитекторы Кристофер Рен и Роберт Гук сделали закладку площадок под кладбища за пределами города частью своего плана по восстановлению Лондона. За год до пожара столицу поразила эпидемия холеры, что еще больше заострило внимание властей на том, что мертвых до сих пор хоронят на церковных дворах. Благодаря третьему члену Королевского общества Джону Ивлину стала очевидной связь вспышек смертельных болезней с проблемой переполненности церковных захоронений. Если раньше считали, что эпидемии являются причиной «перенаселенности» церковных погостов, то Ивлин справедливо заметил, что именно скученность мертвых тел следует рассматривать как основную причину любой эпидемии. В своем труде «Fumifugium, или Неудобства лондонского воздуха и рассеянного смога» (1661 г.) Джон Ивлин впервые назвал циркуляцию воздуха главной городской проблемой и напрямую связал распространение кладбищенских «ароматов» с ухудшением здоровья населения. После открытия Уильямом Харви циркуляции крови, недвижимый воздух стал тоже считаться «застойным» — а потому нечистым и нездоровым. Но как может здоровый, чистый воздух циркулировать в городе, где в каждом квартале находится либо скотобойня, либо мыловарня, либо погост, переполненный полуразложившимися трупами? Роберт Гук предложил вынести все угрожающие здоровью населения объекты за городские стены.

Кристофер Рен тоже придавал кладбищам огромное значение: не меньшее, чем широким прямым улицам, просторным перекресткам и хорошо проветриваемым площадям. К сожалению, далеко не все его проекты нашли свое воплощение. Разрушения, которые Великий пожар нанес городу, были столь велики, что от центра города практически ничего не осталось. Муниципалитет не без основания опасался, что владельцы земельных участков, расположенных на месте будущих улиц, могут затормозить строительство бесчисленными жалобами, юридическими дрязгами и требованиями компенсации. Построить город-призрак, пусть и прекрасно распланированный, не желал никто. Так Лондон упустил свой шанс на время замедлить исторический бег, критически осмотреться по сторонам и, возможно, придать своим формам более удобный и современный вид. Кенсал-Грин и шесть других кладбищ-парков появились в Лондоне в 1830–1840-х годах (их часто называют «Великолепной семеркой») — идея была заимствована у парижских пригородных захоронений, появившихся во времена наполеоновского правления. Катакомбы — подземные некрополи, расположенные к югу от Парижа и открытые для посетителей в 1815 году, также произвели на англичан неизгладимое впечатление.