Пригородные кладбища «проторили дорожку» городам-паркам как в архитектурном, так и в социально-классовом отношении. И в том, и в другом случае владельцы поначалу клятвенно заверяли, что будут «размещать» у себя как представителей среднего класса, так и рабочих. Действительно, некоторые компании по строительству «типовых домов», о которых мы рассказывали в первой главе, экспериментировали с постройкой пригородных жилых кварталов для рабочего класса. Таков был, к примеру, Шафтсбери-парк в Баттерси (1872 г.) — он появился на тридцать лет раньше, чем детище Совета лондонского графства — коттеджный поселок на Уайт-Харт-лейн в Тотнеме, намного опередив аналогичное жилье в Париже. Но постепенно и этот поселок, и другие, изначально ориентированные на рабочих пригородные кварталы, заселили семьи представителей среднего класса — как и бесконечные ряды террасных домов в Уэст-Хэме, Лейтоне и Уолтамстоу. Они тоже назывались «виллами» — видимо, из-за крошечных палисадников.
Ко времени, когда архитекторы Раймонд Унвин и Барри Паркер написали книгу «городское планирование и современная архитектура» (1909 г.), восхваляющую их собственное детище — пригородный поселок Хэмпстед-Гарден, всем давно уже было ясно, что «типовые кварталы», призванные стать идеальным городом, на самом деле были лишь неудачной попыткой убежать от городской действительности. В своей книге архитекторы винили в этом жильцов, заявляя, что ждут — не дождутся, когда хоть кто-то, пусть даже «вражеская сила», уничтожит все «акациевые виллы». К тому же, заявляли авторы, утверждения, что в средней британской семье имеется одна прислуга, совершенно неправильно. Большинство жильцов составляет сплошная чернь, представления не имеющая о том, как надо жить. Их поселок, по крайней мере, еще сохраняет собственное лицо, а вот окружившие его унылые дома, где живут рабочие, вряд ли. Хотя парковые кладбища смогли справиться с проблемой «расселения» людей разного социального и финансового уровня немного успешнее, но и здесь разделение на «чернь» и «благородных» сохранялось. Сатирические стишки Бернарда-Черного-Плаща, сочиненные еще в 1825 году, кажутся жутковато пророческими в описании идиллических пейзажей новомодных кладбищ: «Альковы, пруды, беседки и гроты / скрыты, как в жизни, здесь от народа». Таковым был и Хэмпстед-Гарден — «скрытый от народа» поселок для богачей, кладбище для живых.
В девятнадцатом веке британское государство не предоставляло беднякам другого социального жилья кроме работных домов. Споры вокруг устройства кладбищ предвосхитили разгоревшиеся в двадцатом веке горячие дискуссии по поводу социальной политики в отношении как живых, так и мертвых, и разделения функций государства и частного предпринимательства. Даже те, кто признавал необходимость сделать что-то с переполненными лондонскими погостами, опасались, что новые кладбища могут сместить баланс между государственной ответственностью за благосостояние граждан и частным предпринимательством в сторону «континентальной» модели. В 1840-х годах высказывались также опасения, что «борцы за здоровье нации» вроде Чедвика, смешав в одну кучу санитарные проблемы, вопросы здравоохранения и социального жилья, попытаются провести в парламенте свои идеи национализации кладбищенского и похоронного бизнеса.
На самом деле, выполнение рекомендаций Чедвика пало на плечи министра внутренних дел консервативного правительства Джеймса Грэма. Из-за ограниченности выделенных средств лишь одно кладбище было национализировано, а услуги гробовщиков (не в пример французским