Из жизни двух городов. Париж и Лондон

Рис. 13. Строить приятно, но еще приятнее разрушать. Шарль-Жермен де Сент-Обен, 1761 г.

На рисунке один из полисменов, согнувшись под тяжестью вывески, изображающей меч и солнце в зените, делает невольный шаг к своему коллеге, который деловито уничтожает огромный металлический сапог. Удивительно, но эти громадные нелепые вывески должны были, очевидно, нравиться утонченным и талантливым братьям Сент-Обен, проводившим многие часы, тщательно копируя работы старых и «новых» парижских мастеров, увиденные ими на аукционах или на ежегодном «Салоне». Видимо, вывески тоже входили в список их эстетических предпочтений. Боннел Торнтон, лондонский журналист, в 1762 году организовавший выставку вывесок лондонских магазинов и питейных заведений, тоже не считал вывески чем-то ниже своего достоинства. Своей замечательной «Большой экспозицией уличных вывесок»[53] он бросил вызов напыщенным «знатокам» в области искусства: ведь они, эти знатоки, заплатили немалые деньги за вход на выставку плебейских вывесок только потому, что ее презентовали как высокое искусство и напечатали красивый каталог. Возможно, обида журналиста была связана с тем, что британские меценаты предпочитали родным художникам итальянских и французских мастеров, считая, что английские художники слишком большие конъюнктурщики, чтобы создавать произведения истинного «галантного искусства». На гравюре Хогарта «Пивная улица» [рис. 14] бедный художник, за неимением других средств для пропитания «малюет вывеску» — работа, которую сам Хогарт также не раз выполнял.

Однако «Экспозицию уличных вывесок» можно рассматривать и как победу того типа уличного искусства, который был «полезным» и «галантным» одно временно. Организаторы выставки и сам Хогарт (который, возможно, тоже участвовал в ней), конечно же, хотели сказать, что английские художники были наилучшими специалистами по уличным вывескам во всей Европе. С другой стороны, многим казалось, что эти гротескные изображения, часто намалеванные грубо и неумело, действительно ушли в прошлое и тормозят процесс создания идеального города, ville policée. В результате отношение к запрету вывесок таких критиков существующих порядков как Аддисон, Мерсье и братья Сент-Обен было неоднозначным. В 1711 году мистер Зритель шутливо предлагал свои услуги в качестве «инспектора уличных вывесок» — возможно, его вдохновил опыт персонажа мольеровской пьесы — «Докучные» (Les Fâcheux, 1662 г.). Некоторые вывески, по мнению мистера Зрителя, вводят людей в заблуждение, а другие и вовсе представляют собой сплошное кощунство! Что можно тут еще сказать, когда под вывеской таверны «Ангел» проживает записная шлюха, а высокородный и уважаемый всеми горожанин вынужден ютиться «под знаком» Русалки, Синего быка и прочей нечисти, которой и в природе-то не бывает! Конечно, по тону повествования было понятно, что автор говорит о своем пристрастии к «полицейской» системе с откровенным сарказмом, и что на самом деле мистеру Зрителю очень нравятся незамысловатые, но часто весьма остроумные уличные вывески.

Рис. 14. «Пивная улица». Уильям Хогарт, 1751.

Кстати, в Париже борьба с вывесками началась гораздо раньше — еще в 1666 году было учреждено Дорожное бюро, в чьи обязанности входило отслеживать появлявшиеся в городе вывески и облагать налогом их владельцев. Более века спустя Париж все еще пестрел вывесками, описанными Мерсье в «Картинах Парижа» с некоторым смущением: «…огромные, безобразные изображения предметов; например, сапог размером с бочку, перчатка, в каждом пальце которой может спокойно поместиться трехлетний ребенок, рука, держащая меч, который простирается над всей улицей… Без них Париж получил новое лицо, чисто выбритое и благовоспитанное».