Этот экскурс в сравнительную анатомию может показаться не относящимся к нашей теме. Тем не менее научные открытия Кювье, в особенности, принцип корреляции частей единого организма, заложил основы детективной науки, разработанной Видоком, Габорио и, в конечном счете, Конан Дойлом. «Часто случалось, — пишет Видок, — что, осматривая лишь одну деталь одежды преступника, я мог воссоздать его облик целиком, от головы до ног, быстрее, чем наш знаменитый Кювье воссоздавал животное (или даже окаменелого человека) из пары челюстей и полдюжины позвонков». Журнал «Стандарт» отмечал, что Лекок — герой романов Габорио — реконструировал преступления «подобно профессору Оуэну, который, имея в своем распоряжении лишь малую косточку, может воссоздать облик самого необычайного зверя». Мы знаем, что Холмс внимательно следил за работой Кювье и других французских ученых. Он даже выдвинул свою теорию развития человека, схожую с теорией, разработанной эмбриологом Антуаном Этьеном Серром в 1820-е годы.
Всякий раз, когда Лекок или Холмс начинают реконструировать облик преступника по отпечатку ботинка, они опираются на метод Кювье. В своем знаменитом четырехтомном труде «Исследования ископаемых костей» (1821 г.), Кювье описал, как специалист по сравнительной анатомии может реконструировать особь лишь по отпечатку ее следа: даже не имея пресловутого зуба или косточки. Дошло ли это умение до кабинетов лондонских ученых благодаря Оуэну или через знакомого Конан Дойла — хирурга Джозефа Белла, работавшего в университете Эдинбурга, эта детективная наука имеет явные французские корни. Вот почему Эдгар Аллан По поместил своего героя, детектива Огюста Дюпена, в Париж, где он сам никогда не был, а не в Лондон, который знал как свои пять пальцев.
Мы впервые встречаемся с Дюпеном в новелле «Убийство на улице Морг» (1841 г.); автор представляет его еще молодым человеком, «потомком знатного, даже прославленного рода», живущим на небольшую ренту и ведущим затворнический образ жизни. По сюжету рассказчик и Дюпен снимают две комнаты «в уединенном уголке» предместья Сен-Жермен, где проводят дни в чтении и беседах за закрытыми ставнями. Они выходят на улицу лишь по ночам, и во время долгих прогулок «находят в мелькающих огнях и тенях большого города ту неисчерпаемую пищу для умственных восторгов, какую дарит тихое созерцание». Дюпен не работает в полиции, хотя префект полиции и консультируется с ним. Так же, по-видимому, он не работает и за деньги. Эдгар По явно читал мемуары Видока, поскольку его Дюпен мягко и покровительственно похваливает Видока за «догадку и упорство, при полном неумении мыслить систематически».
Хотя методология Дюпена завораживает, рассказы По имеют весьма слабую структуру. Город, на фоне которого разворачиваются трагедии, нарисован едва видимыми мазками. Примерно в то же время французские писатели Эжен Сю и Поль Феваль в своих романах гораздо красочнее и четче воссоздавали атмосферу Парижа, оплетенного невидимой сетью тайных заговоров, выходящих за границы классов и профессий. Роман «Тайны Парижа» Сю (1842–1843 гг.) был самым коммерчески успешным из них, и вызвал к жизни десятки подражаний, например «Тайны Лондона» Феваля (1844 г.). В этом романе автор смог передать скрытую угрозу, таящуюся в «каменных джунглях»: он описывал город как пустыню, населенную «следопытами», — термин, сознательно заимствованный из романа Фенимора Купера «Последний из могикан».
Хотя в этих книгах нет ни героев-детективов, ни профессионалов, ни любителей, авторы сумели создать новые «сюжетные тропы», оказавшие большое влияние на образ города, впоследствии описанный Габорио и Конан Дойлем. Общее настроение хорошо передает фронтиспис английского издания «Тайн Парижа» 1845 года с высохшим, как скелет, магом, отодвигающим занавес, за которым виден залитый лунным светом городской пейзаж. Конечно, можно проследить также явные параллели между персонажами Феваля, Сю и Александра Дюма из его «Могикан Парижа» (1854 г.), и героями, созданными примерно в то же время Рейнольдсом и Диккенсом. Во всех романах обитатели преступного городского «дна» условно разделены на три класса. На одном конце — явная элита криминального мира, представители которой часто оказываются похищенными в младенчестве отпрысками благородных семей. На другом конце затаилось меньшинство безнадежно испорченных злодеев, редко изображаемых в деталях, но готовых, в некоторых случаях, подобно карлику Килпу Диккенса и маркизу Рио-Санто Феваля, зажить собственной жизнью, став именами нарицательными.