Из жизни одноглавого

Лицо открытое, приветливое, на левой щеке шрам в полспички, нос с горбинкой, глаза не то голубые, не то серо-синие и сощуренные: будто их обладатель знает нечто такое, о чем другие не могут и догадываться... ну или собирается узнать в самое ближайшее время. На узких губах улыбка... то есть вроде как улыбка... хочется сказать: змеится улыбка по узким губам... да ну, вовсе никакая не улыбка – какая же улыбка, когда губы в ниточку? Или все-таки улыбка? – а иначе откуда выражение общей приветливости, что я сразу отметил. Ну и зубы, конечно,– плотные, хорошо сидящие ровные зубы, какими проволоку перекусывать, и лишь едва заметный фиолетовый отлив наводит на мысль, что они, должно быть, искусственные.

В общем, это было такое лицо, что чуть его подправь, и можно лить на медалях: честное, мужественное, по-мужски красивое и выразительное. Однако если бы речь зашла об изображении в полный рост, явившийся вряд ли подошел бы на роль модели – он был широк в бедрах, но плоскозад, а ноги переставлял чуть врастопырку, как если бы шарнир между ними был взят не по размеру.

– Здрасти, почему! – недоуменно и даже с некоторым возмущением ответил Серебров, бросив на пришельца взгляд, в котором ясно читалось: да кто ты такой, чтобы в наши скорбные дела лезть! – Калабаров-то... того.

– Это большое несчастье, – сказал гость, ставя свою сумку-портфель на кушетку рядом с Серебровым. Скорбно покивав, он заметил философски: – Да ведь жизнь не остановишь. Семинар-то не умер. Разве один только Калабаров мог его вести?

– Кто ж еще? – буркнул Серебров.

– Меня в расчет не берете? – простодушно спросил тот и развел руками: мол, не сочтите за выскочку, но все же как смолчать, если вопреки справедливости не берут в расчет. – Тогда позвольте для начала представиться. Виктор Сергеевич Милосадов. Новый директор библиотеки.

Катя Зонтикова вскочила, уронив стул. Прежде она просто молчала, а теперь, судя по всему, онемела.

– Вы? – недоверчиво спросил Петя. – Вести поэтический семинар вместо Калабарова?

Между прочим, меня не покидало ощущение, что этот явившийся минуту назад и понятия не имел ни о каком семинаре, но так ловко построил разговор, что простодушный Петя с первых фраз самую суть ему и выложил.

– Почему же нет? – смеясь, Милосадов развел руками. – Я и в Департаменте этот вопрос поднимал. Пусть противники наши отнекиваются. Нет таких высот, которые не покорили бы... как там дальше? – спросил он, глядя на Петю с заинтересованным прищуром.

– Не знаю, – недоуменно ответил тот. – Подождите, какие противники? Вы ЛитО Раскопаева имеете в виду?

– Минуточку, – остановил его Милосадов. – Вот давайте соберемся, тогда и ответим на все насущные вопросы.

И он дружески похлопал собеседника по плечу: с одной стороны, явно выражая свою приязнь, с другой – показывая, что Милосадов человек занятой и до вечера торчать в дверях не собирается.

– Тогда давайте по вторникам, как раньше, – просительно сказал Петя.

– По вторникам? – Виктор Сергеевич озабоченно задумался, но тут же махнул рукой, идя на уступку: – Ну что с вами делать... По вторникам так по вторникам.

Петя просветлел.

– А вот Юрий Петрович перед каникулами говорил, что в новом сезоне обсуждения как-то по-новому хочет проводить. И обещал писателя Красовского привести...

– Вас как зовут, простите? – уже совсем холодно улыбаясь, поинтересовался Милосадов. – Так вот, Петя, вы не волнуйтесь ни о чем. Обзвоните всех и подтягивайтесь. В смысле – приходите.

Тут он повернулся, и его серо-синий взгляд наконец-то упал на меня.

Я невольно приосанился, но Милосадов сказал совсем не то, что представлялось бы мне уместным.

Прижав ладони к щекам, он по-бабьи ахнул и дурашливо воскликнул:

– Боже мой! Пингвин!

Все знают этот дурацкий анекдот. Я, во всяком случае, отлично знаю. Суть такова. Попугай надоел своими воплями, и его посадили в холодильник. На другой день кто-то открывает дверцу: «Ой, кто это?» А тот, весь в сосульках и изморози, отвечает хрипло: «Пингвин, твою мать!».

Но Кате Зонтиковой, вероятно, не доводилось слышать сей идиотской истории. Поэтому она кокетливо объяснила:

– Виктор Сергеевич, какой же это пингвин? Скажете тоже, правда. Это библиотечный попугай.

– Библиотечный, – хмыкнул Милосадов. – Это что же, порода такая?

– Ах, ах, ах! – сказала Катя Зонтикова, выгибаясь. – Ах, Виктор Сергеевич, вы шутите!

– Ну а что не пошутить, пока молоденький? – удивился Милосадов, одновременно охватив ее всю одним цепким взглядом. – А зовут как?

– Соломон Богданыч.

– Господи! – снова изумился Милосадов. – Что за дурацкое имя!

Не хотелось с самого начала портить отношения, а то бы я ему, конечно, врезал.

Лично я своим именем горжусь. И появилось оно не просто так, а, как все в мире, имеет свою историю.