Из жизни одноглавого

– Да, вот так, Светлана, – сказал Милосадов, обрывая себя и вновь переходя на презренную прозу. – Поверите ли, в такие мгновения вся твоя жизнь озаряется новым светом. Невольно вспоминаешь этапы большого пути. Был ли ты честен? – был. Не предавал ли ты своих отважных товарищей, готовых разделить с тобой всю тяжесть сражения? – нет, не предавал. Проявлял ли ты образцы храбрости и мужества? – еще как. Заслуживал ли одобрение начальства? – конечно, и много раз. Имеешь ли поощрения и награды? – так точно. А встречалась ли в твоей жизни настоящая любовь?

Милосадов горько усмехнулся и, опустив голову, вздохнул.

И снова невесело запел:

– И так же, как в жизни каждый,

Любовь ты встретишь однажды...

Замолчал, не поднимая взгляда и как будто размышляя над чем-то очень важным.

– Это ваша песня? – тихо спросила Светлана Полевых.

– Моя, – стыдливо признался Милосадов.

Я чуть не упал с жердочки. Ничего себе! Даже желторотым птенцам известно, что это «Песня о тревожной молодости» Пахмутовой на стихи Ошанина. А он, глазом не моргнув, говорит, что его.

Светлана Полевых покивала с загадочно-мечтательной улыбкой и сказала:

– Здорово… Наверное, вы много написали?

– Достаточно, – сдержанно отозвался Милосадов.

– И, наверное, все песни такие же хорошие?

Милосадов насторожился.

– Что вы имеете в виду? – вкрадчиво спросил он.

– «В лесу родилась елочка...» – тоже ваша?

Я чуть не захлопал крыльями от восторга.

Светлана продолжала чарующе улыбаться. Не знаю, какой оборот получили бы события, но в эту минуту в зал заглянул Петя Серебров.

– Здравствуйте, Виктор Сергеевич, – сказал он. – Мы собрались.

– Отлично! – весело и живо ответил Милосадов, резко поворачиваясь к нему. Появление Пети он расценил как счастливую соломинку, за которую тут же уцепился. При этом я буквально видел, как под костями его черепа шевелятся извилины: уцепиться-то уцепился, но, похоже, не мог сообразить, кто это такой и чего хочет. Однако, как всегда, нашел вопрос, ответ на который, сам по себе не имеющий никакого значения, помог бы определить место в происходящем: – Давно?

– Зачем давно? – удивленно переспросил Серебров. – Семинар же в семь?

– Ну, разумеется, в семь, – сказал Милосадов, овладевая ситуацией. – То есть все готовы?

– Готовы, – кивнул Серебров. – Одиннадцать поэтов. Есть, правда, пара-другая прозаиков. Но Калабаров их всегда пускал, потому что они тоже иногда пишут стихи.

Физиономия Милосадова окончательно просветлела.

– Светлана, вы ведь тоже любите поэзию? – спросил он как ни в чем не бывало. – Приглашаю вас на поэтический семинар.

Между тем Светлана Полевых во все глаза смотрела на долговязого поэта Сереброва, и разрази меня гром, если в это мгновение мне не почудился какой-то мелодичный звон – как будто кто-то невзначай коснулся серебряного колокольчика.

Расселись там же, где всегда – в маленьком зале. Почти всех я знал. Валерий Малышев, Оля Клочкова, Фима Крокус, Николай Дворак, Вася Складочников, Вероника Ртищева... Был и незнакомец – круглощекий юноша в замшевой куртке, с папочкой в одной руке и авторучкой в другой, что делало его похожим на продавца канцтоваров.

– Здравствуйте, здравствуйте, – сказал Милосадов, садясь. – Думаю, мне следует сказать несколько слов о себе. Милосадов Виктор Сергеевич. Кандидат филологии. – Я буквально подпрыгнул на жердочке, но все-таки решил дождаться завершения этой лживой речи. – Стихи пишу, разумеется... Какой русский интеллигент не пишет стихи? Это же просто смешно, если интеллигент не пишет стихи.

Серебров и Крокус недоуменно переглянулись: должно быть, оба ждали родительного падежа. Но не дождались.

– Ну и хватит пока, давайте к делу, – сказал Милосадов, хмурясь. – Как вы обычно строили работу?

– Вообще-то должны были Витю Бакланова обсуждать, – сказал Петя. – А тут такое... Но мы приготовились. Оппоненты рукопись прочли, да и так она по рукам походила. Ты сколько экземпляров раздал? – спросил он, поворачиваясь к Бакланову.

– Шесть... или семь даже, не помню, – ответил Бакланов тем низким голосом, какой обычно называют замогильным. – Навалом было экземпляров, всем хватило.

– Все прочли? – уточнил Петя, озираясь.

– Все! – загалдели семинаристы.

Светлана Полевых, нашедшая себе местечко на стуле у двери, заинтересованно озиралась. Я отметил, что Милосадову ее интерес явно не нравился, – он недовольно сморщился и отвернулся.

– Так вот я и говорю, – сказал Петя, обращаясь к Милосадову. – Может быть, так и сделаем? Обсудим Бакланова, если уж собирались... Только знаете что. – Он поднялся во весь свой немалый рост. – Давайте сначала почтим память Юрия Петровича Калабарова. И пусть наш семинар будет ему памятником.

Загремели стулья, семинаристы поднялись, опустив головы. Встал и Милосадов. Было слышно, как тренькает под потолком люминесцентная лампа.

– Вечная ему память, – сказал Петя Серебров. – Прошу садиться...

Сели.

– Ну хорошо, – пожал плечами Милосадов. – А в какой форме вы проводите обсуждения? Я в каких только семинарах ни участвовал – и у всех, знаете ли, по-своему.