Вася отметил композиционные завоевания поэта Бакланова, тем более значительные, что они стоят на базе свежего взгляда и душевной чуткости, и заявил, что, с одной стороны, их поддерживает богатство и даже роскошь образной системы, с другой – виртуозное использование рифмы (часто составной, а в некоторых случаях каламбурной). Не желая показаться голословным, оппонент привел многочисленные примеры как первого, так и второго. Завершая речь, Вася Складочников посулил поэту Бакланову мощное развитие его несомненного дарования, обещавшего в ближайшее время вывести автора в ряд крупнейших величин мировой поэзии, а также выразил твердую уверенность, что его произведения ждет ракетный взлет популярности и издательского интереса.
Не обошлось, конечно, и без капли дегтя. Ею стало исследование стихотворения, посвященного клинической смерти. Подробно разобрав вещицу, оппонент заключил, что свойственная автору мастеровитость достойна не только одобрения, но и самых горячих похвал. Однако, при всей формальной виртуозности, стишок все же грешит неточностями и даже откровенным враньем, о чем он вправе судить как человек, которого в свое время клиническая смерть тоже не обошла стороной.
Последовавшие далее высказывания простых семинаристов обнаружили, что аудитория разделилась примерно поровну. Все ораторы, с большим или меньшим вниманием пройдясь по творчеству автора, обращали затем внимание на стихотворение о клинической смерти. Но одни полагали сей труд главным завоеванием поэта и не находили похвал, достойных его правдивости, поскольку на собственном опыте знали, что при клинической смерти все происходит именно так. Другие же, во всем второстепенном зачастую не расходясь с первыми, гневно осуждали стихотворение как образец безответственной фальши: увы, их личный опыт показывал, что во время клинической смерти все происходит совершенно иначе.
Сел последний выступавший.
Петя вопросительно посмотрел на Милосадова.
– Гм, – произнес Милосадов. – Что ж. Мы выслушали чрезвычайно интересные выступления. Так сказать, весь спектр. Ораторы верно отметили несомненные достоинства, в полной мере присущие творчеству поэта Бакланова. С другой стороны, многие из них справедливо указали на очевидные недостатки, пока еще свойственные отдельным его произведениям. Подводя черту, нужно сказать, что все мы уверены в том, что поэт Бакланов находится в начале своего пути и сумеет указанные недостатки побороть... Вот в таком, собственно говоря, разрезе.
– Виктор Сергеевич, а про последнее стихотворение вы что думаете? – спросил Петя.
– Про последнее? Ну, знаете... Я смотрю, оно вызвало в среде семинаристов прямо-таки раскол. Но советовал бы воздержаться от скоропалительных выводов. Лично я переживал клиническую смерть дважды: в первый раз все выглядело именно так, как описывает автор, а во второй – совершенно иначе.
Повисло молчание. Мне оно показалось несколько испуганным.
– Имеет ли поэт Бакланов что-либо сказать высокому суду? – едва не прыснув, торжественно спросил Серебров.
– Да что я, – снова сгорбился Бакланов, уперевшись руками в спинку впереди стоящего стула. – Спасибо, что ж... о себе мне говорить бестолку... Змеи весной – они у‑у‑у!.. Постараюсь, ага, чего там.
В этот момент новичок, сидевший за Серебровым, наклонился к нему и дрожаще просвистел в ухо:
– Скажите пожалуйста, здесь все, что ли, после клинической смерти?
Петя обернулся.
– А! – сказал он вместо ответа. – Виктор Сергеевич, у нас тут, между прочим, новенький.
– И что? – недоуменно спросил Милосадов.
– Ну как что... обычно мы просим почитать, а потом голосуем – принять в семинар или не принимать.
Верно, именно так все и происходило. Только я не упомню, чтобы кого-нибудь не принимали: всегда находился маломальский повод кинуть одинокому человеку спасательный круг.
– Представьтесь, пожалуйста, – попросил Милосадов.
– Викентий Карацупа, студент Литературного института, – сообщил новичок, несколько свысока оглядывая притихших семинаристов. – Четвертый курс, скоро на диплом.
– Карацупа? – переспросил Милосадов, как будто что-то припоминая.
– Это, короче, псевдоним. Я, короче, тему собак широко поднимаю, – сказал Карацупа. – Про собак пишу. И про их, короче, пограничников. То есть, короче, наоборот... ну неважно. Вот и выбрал по тематике. А что, короче, плохо?
– Отчего же? – Милосадов пожал плечами. – Наоборот. Очень даже. И коротко. И патриотическое воспитание молодежи... Что ж, короче, почитайте что-нибудь.