Из жизни одноглавого

На все это Наталья Павловна, не успевшая, как иногда ей удавалось, перебить речь Плотниковой возмущенным восклицанием, только всплеснула руками.

– Господи, Валентина Федоровна, ну что же вы говорите такое! – плачуще сказала она. – Вы о носе своем беспокоитесь, а у меня уши вянут, честное слово! Неужели нельзя культурно выразиться?

– А что, я правду говорю, – невозмутимо отозвалась Плотникова. – И как тут культурно, если разит, как у негра из... – Она не довела до конца свое хоть и не вполне уместное (ведь обычно речь идет о темноте), но все же образное сравнение, а вместо того заметила: – Выходит дело, пора Джин-Толика звать.

– Ох! – сказала Калинина. – Что толку от вашего Джин-Толика? Когда уж нам ремонт сделают?

– Дождетесь вы ремонта, как же! – мрачно сказала Коган. Похоже, у нее на языке вертелось много выражений, способных составить серьезную конкуренцию тем, что только что употребила Плотникова, но я был уверен, что в силу врожденной интеллигентности она ни одного из них себе не позволит. – И слава богу. Потому что если начнут капитально ремонтировать, так уж потом не видать нам библиотеки как своих ушей. В Бутово выселят – там и кукарекай.

Про подвал тут же забыли, и разгорелся спор насчет ремонта.

Все аргументы «за» и «против» – в том числе как самые нелепые, так и вовсе не имевшие отношения к делу – я давно знал наизусть.

Действительно, ремонт был нужен. Дом строился незадолго до начала Первой мировой и даже входил в какие-то списки и перечни культурных ценностей. Древностью рода, мы, понятное дело, гордились, однако обшарпанные стены просили шпаклевки и краски. Просевший выщелканный паркет цепко хватал за каблуки, и как-то раз сама Махрушкина чуть не въехала носом в книжную полку. Тыщу раз горевшая проводка аспидно змеилась по облупленным потолкам, в туалет и залетать было страшно: а ну как ржавый бачок грохнется с верхотуры да и зашибет ненароком?

Но главная беда состояла в том, что помещение располагалось на первом этаже. В подвал под нами уходили канализационные стояки всего четырехэтажного дома: верхние этажи занимали квартиры, некоторые из которых еще оставались коммуналками. Примерно раз в квартал что-то где-то засорялось. В результате происходило именно то, о чем так красочно и образно поведала сейчас Плотникова: перло изо всех дыр и заливало всклянь.

Иных средств в арсенале не было, а потому звали Джин-Толика. Это был местный сантехник – коренастый седоватый крепыш в пузырчатых лоснящихся штанах (вероятно, когда-то они были праздничными), зеленой потрепанной рабочей куртке, с сальной бейсболкой на вихрастой голове и со школьным портфелем в руках. В силу своей облезлости последний вызывал пугающие мысли о неизлечимых кожных заболеваниях, но был усовершенствован с помощью обрывка брючного ремня, позволявшего вешать его на плечо.

Сделав дело, Джин-Толик получал из рук Калабарова положенную бутылку.

Редко, но все-таки время от времени он заглядывал к нам и по своей надобности. В такие разы бывал необыкновенно сумрачен. Пройдя в кабинет, принимал вежливое предложение Калабарова присесть, но от чаю решительно отказывался. Грустно кивая, принимался изливать наболевшее: по его словам, качество пакли оставляло желать много лучшего, бочата нынче никуда не годились, а уж о сгонах – с горечью говорил он – и толковать не приходится. В конце концов Калабаров, покряхтев, авансировал его двумястами граммов очищенной, и Джин-Толик уходил, сердечно благодаря и обещая ликвидировать следующее затопление в кратчайшие сроки и с отменным качеством.

Заглянул он и вскоре после похорон. Услышав, что случилось, стащил с головы бейсболку и пригорюнился. Потом спросил: «Это, что ли?» – и постучал кулаком по макушке. «Нет? Тогда это, что ли?» – и трижды ударил в левую сторону груди. Услышав ответ, насупился пуще и молча удалился...

Найти его подчас бывало трудновато, но Калабаров знал способы добыть сантехника, в каких бы высях он об ту пору ни обретался. Я сам пару раз наблюдал, как Юрий Петрович собственноручно приводил Джин-Толика, доставленного со двора какими-то ханыгами, в рабочее состояние. В ход шли крепкий чай, лимон, нашатырный спирт, а сразу после нашатырного и этиловый, отпускаемый в этом случае чайными ложками.

После обеда Калинина направилась известить начальство о нависшей над библиотекой опасности. Она не обладала столь образной и яркой речью, как Плотникова, однако даже ее скупое описание произвело на директора определенное впечатление.

– Что вы говорите! – ужаснулся он. – Прямо-таки через край?

– Ну да, – сказала Калинина. – Такое однажды уже было. Джин-Толик пропал, а никто другой не может. Хорошо, Калабаров тогда из отпуска вовремя вернулся и разыскал. А то уж подступало...

– Сколько же времени прошло, пока подступило?

– Дня три, что ли, – прикинула Калинина. – Недолго. А теперь мы уж второй день Джин-Толика ищем...

– Куда звонить? – всполошился Милосадов, хватаясь за телефон.