Из жизни одноглавого

– Нельзя, конечно, сбрасывать со счетов, какие усилия предпринимали соответствующие структуры, чтобы оказать нам помощь во время последнего катастрофического наводнения...

– Наводнения? – деланно удивилась Зонтикова и стала хлопать глазами, озираясь. – Разве нас водой заливало?

– Да, наводнения, будем называть это так, – повысил голос Милосадов. – Другого слова для случившегося в русском языке нет. Все вы это видели, все почувствовали на себе заботу... гм... правительства и профильных министерств. Все могли убедиться, что средства массовой информации по первому сигналу бедствия, по первому зову поднялись и встали плечом к плечу, чтобы содействовать нам в борьбе с жестокой стихией.

Плотникова захлюпала и сказала сдавленно:

– Господи, что ж так душу-то рвать!..

– Но нужно понимать и то, что, к сожалению, на просторах нашей бескрайней Родины не одним нам срочно требуется помощь. Включите телевизор, и вы увидите: тут горит, там взрывается. Справа рушится, слева сталкивается. То вдребезги, это в клочья... Понятно, что в такой ситуации у соответствующих органов руки наразрыв: им бы хоть самые жаркие дырки заткнуть. А от всех нас требуются мужество и стойкость!

После этих слов немного пошумели: кто одобрял действия властей, кто, напротив, осуждал. Я заметил, что незримая граница снова пролегла примерно между теми, кто прежде составлял основные группы «сколенников» и «корточников». Загорелся было спор, посыпались с обеих сторон жаркие аргументы, начали высказываться сомнения как в компетенции и здравомыслии, так и в наличии совести и чести. Все это грозило полыхнуть не на шутку и перерасти в повальную бучу.

Но Милосадов снова поднял правую руку и гаркнул почище любого попугая, высказав главное:

– Тише, женщины! Короче говоря, нам нужен капремонт с выселением.

Повисла тишина.

Потом замдиректора Екатерина Семеновна спросила растерянно:

– Вы на самом деле так думаете, Виктор Сергеевич?

– Ну конечно, – ответил он, посмеиваясь: дескать, что за странные вопросы. – Это самое разумное решение проблемы. Как говорится, на три счета. Раз! – библиотека на время выселяется. Два! – руки у строителей развязаны, пустое здание подвергается капитальному ремонту. Три! – библиотека вселяется заново. Только представьте себе: все новое. Перекрытия. Коммуникации. Что нужно – течет, а что не нужно – даже не капает. Плохо ли?

– Так нас обратно и пустили, – саркастически сказала Калинина. – Вы, Виктор Сергеевич, как маленький, честное слово. Знаете, сколько охотников на это место? – она фыркнула. – Даже смешно слушать.

– Во-первых, не смешно, – наставительно ответил Милосадов. – А если смешно, то вы, может быть, забыли: на такое дело есть суд! Он у нас, между прочим, один из самых справедливых в мире.

– Ой, уж не надо мне про суд! – саркастически бросила Калинина. – Калабаров там дневал и ночевал, в суде-то вашем. Много чего рассказывал. А если б не бился, как лев, за наше здание, нас уже давно бы отсюда пинком под зад.

– Попрошу без выражений, – холодно сказал Милосадов.

– Да, товарищи, – поддержала его Наталья Павловна. – Давайте уж без выражений. Но вы, Виктор Сергеевич, с другой стороны, и сами ведь знаете, какой у нас суд.

– Какой суд! – воскликнула Коган. – Позвоночно-коммерческий, какой же еще.

Потом еще много чего говорили, о многом спорили, Милосадов бил себя в грудь и твердил, что, если нужно будет, он ради родной ему библиотеки ляжет под танк, – и, когда собрание завершилось, у меня осталось ощущение, что коллектив хоть и нехотя, а все же склонился к его жарко отстаиваемой точке зрения.

Я и сам думал: ну и впрямь, что ж тут сидеть, коли ни стояки, ни перекрытия!.. надо же отремонтировать? Зато потом как хорошо будет!..

Вскоре случилось вот какое событие.

Милосадов явился на работу в замечательном расположении духа. Кроме всегдашней сумки-портфеля, в руках у него был рулон ватмана.

Насвистывая, он весело кивнул Кате Зонтиковой, сидевшей на «рысепшын», прошел к кабинету, щелкнул замком, бросил сумку в кресло и тут же принялся прилаживать развернутый лист на стену, что ему вскоре и удалось сделать с помощью нескольких кнопок.

Отступив и полюбовавшись на дело рук своих, он взглянул на часы, сел в кресло и, как обычно, принялся куда-то названивать.

А я подсел поближе, чтобы рассмотреть картину повнимательней.

Сначала у меня было ощущение, что Милосадов второпях ошибся, ватман висит либо вверх ногами, либо боком – как-то, короче говоря, сикось-накось и неправильно. Во всяком случае, никакого осмысленного рисунка – ну, скажем, цветка, дерева или в конце концов птицы, поющей на ветке – в переплетении линий я разглядеть не мог.

Однако вскоре я обратил внимание, что линии, во-первых, разной жирности и, во-вторых, проведены преимущественно по горизонтали и вертикали.