Из жизни одноглавого

«Уж не чертеж ли это?» – задался я вопросом и, бросив взгляд в правый нижний угол, убедился, что так оно и было: там, как ей и было положено, нашлась основная надпись, в главной графе которой красивым рубленым шрифтом было выведено: «Многофункциональный торгово-развлекательный центр с подземной парковкой».

Честно сказать, я с трудом поборол желание вскрикнуть от изумления. Что общего могло быть между бойцом гуманитарного фронта Милосадовым и какими-то там развлекательными центрами?

В эту минуту в кабинет постучали.

– Валерий Семенович, я вас жду! – воскликнул Милосадов, поднимаясь. – Заходите.

Вошедший оказался тощим, сухолицым, тонкогубым и очень серьезным человеком лет шестидесяти. Одет он был по-деловому и несколько тяжеловато: как будто вся его одежда – черный костюм, светлая в клеточку рубашка, тугой бордовый галстук и черные туфли – приобретались с одним расчетом: век сносу не иметь.

Пока они с Милосадовым перекидывалась мало что значащими приветственными формулами, я понял, откуда взялась с первого взгляда мной отмеченная серьезность Валерия Семеновича: у него было совершенно неподвижное лицо, до такой степени оцепенелое, что ни один мускул на нем, казалось, вовсе не был способен дрогнуть. Кроме того, и серо-голубые глаза смотрели так, словно их залили жидким стеклом: мертво и без интереса. Конечно, когда он открывал рот, отвечая на вопросы или задавая свои, кое-что на физиономии начинало растягиваться, сжиматься и елозить туда-сюда. И все равно возникало чувство, что это не лицо живого человека проявляет присущие ему способности мимики, а какой-то кукольник-баловник тревожит пальцами мертвую рожу резиновой куклы.

Первые вопросы задавали друг другу вскользь, будто обнюхиваясь, и скоро это принесло свои плоды: перешли на «ты», и Милосадов поведал кое-какие детали своей прежней службы. Калабаров был прав: речь шла именно об Управлении по кадрам, и в отставку он вышел именно полковником.

Тогда и Валерий Семенович, мертвенно клацая новыми дорогими зубами, сообщил, что прежде, в нормальное время, служил в «пятерке», и в ту пору занимался тем, чем ныне занят Милосадов – библиотекой: то есть «библиотекой» как институцией, вообще всеми в стране библиотеками, вокруг которых вечно клубится всякая нечисть, прямо будто медом им там намазано. Потом его носило по разным Управлениям, пока не вышел в отставку, чтобы по приказу Родины заняться строительством.

– Да? – заинтересовался Милосадов его сообщением про библиотеки. – А не слышал о таком– Калабарове?

– Калабаров, Калабаров, – рассеянно повторил Валерий Семенович с лицом не более живым, чем у статуи Командора. – Что-то припоминается... Крутился такой умник. Он не в Ленинке подвизался? Лет на пять себе настругал, если не ошибаюсь... А что?

– Удивишься: на его месте я сижу. – Милосадов постучал кулаками по подлокотникам кресла. – Один в один.

– Зачем? – не выразив удивления, с покойницкой бесстрастностью поинтересовался Валерий Семенович. – Тебе тут сидеть – вроде не по Сеньке шапка. Какие здесь потоки?

– Вот насчет этого и поговорим, – и Милосадов приглашающе указал на ватман.

Валерий Семенович внимательно исследовал чертеж сверху донизу.

– Что ж, – бесстрастно сказал он затем. – Красиво размалевано.

– Скрипочка, а не проект, – возразил Милосадов.

– Проект как проект, – замороженно ответил Валерий Семенович. – Я тебе таких понаделаю – класть будет некуда. Копейка ему цена. Главное в нем – место. Если, конечно, на самом деле согласовано.

– Вот! – воспалился Милосадов. – Золотое место. Бриллиантовое! Что твои гипермаркеты! Ты до них доберись, когда за Кольцевой. А это – внутри Садового. Метро в шаговой доступности. А?

– Согласен, – деревянно кивнул Валерий Семенович.

– А раз согласен, тогда тебе, Валера, и карты в руки, – сказал Милосадов. – Я уверен...

И тут произошло вот что.

Милосадов начал фразу на чисто русском языке: выговорил это свое «я уверен» звучно, с хорошим московским прононсом. Но завершил совсем на ином, мне досель незнакомом, – и речь пролилась так обыденно и гладко, будто всю жизнь он только этим языком и пользовался.

– ...чикалдыкнуть кусарики хрипанской мазы нет.

Вот что сказал он! И продолжил, усмехнувшись:

– Вблудь гроженцы косо глядят, а фраёк горячом до мошани прибит.

Валерий Семенович мерно покивал, вроде как соглашаясь.

– Настюку не в кучум кукуль горбатить, – безжизненно ответил он. – Скрепу нахарон, нехай Грабов с Трусоноговым разжулькает. Трусоногов грымом лузгу караванит, а навыворот угорь. Горбатить беленек горох кипишится. Курлы?

Такой жутью веяло от их разговора, что я буквально оцепенел от страха.

– Курлы-то курлы. Но беленек вдругарь раскипишится, коли Грабов накрепь бароны скроит. А прикусай скварлы трясет: два креста накипь, – произнес Милосадов.

Мне показалось, что фраза имеет предположительную модальность.