Из жизни одноглавого

В общем, не знаю, чем бы кончилось дело, если бы, как я уже сказал, на исходе третьего дня дверь не раскрылась, пропустив сначала Джин-Толика, а следом какого-то прыщавого юношу в синем комбинезоне. При этом сам Джин-Толик шагал руки в карманы и насвистывая, а ученик (ибо, как я догадался, это был ученик) нес на плече портфель с инструментами, сгибаясь под его тяжестью.

– Ну чо? – весело сказал Джин-Толик. – Опять говном подавились? Пошли, Витя.

Не задавая больше никаких вопросов, он протопал к подвалу. Где прежде были ступени, теперь тяжело колыхалась смрадная поверхность нерукотворного озера.

– Вот так, Витюша, – сказал Джин-Толик, оценив обстановку и разуваясь. – Стояки тут слабые. (Я несколько облагораживаю его речь). Совсем никуда стояки. Их менять надо – вот что я скажу. Давно пора. – Он аккуратно поставил брезентовые сапоги в угол, и они развесили голенища, как заяц уши. – Да ведь стояки менять – это какое дело? Это почитай что капитальный ремонт. А капитальный ремонт – это, Витюша, не прокладку вставить. Кроме того, скажу я тебе по-хорошему, здесь и перекрытия плохие. Деревянные перекрытия-то. Куда они годятся? Вот я и говорю: никуда не годятся эти перекрытия.

Продолжая беспрестанно бормотать что-то насчет стояков, перекрытий и фитинга, он так же аккуратно положил поверх сапог сложенные штаны, носки, рубашку и майку, оставшись в итоге в цветастых трусах, а бейсболку повесил на синюю лампу аварийного освещения.

– Раскрывай подсумок, Витюша! – скомандовал Джин-Толик, ежась и потирая ладонями покрывшуюся сизыми мурашками грудь. Подсумком он, как оказалось, называл портфель. – Буду говорить, так ты уж действуй не медля. А то ведь...

Не доведя мысль до конца, он опустил в жидкость правую ногу, поводил ею в надежде нащупать твердое... переступил, опустившись на одну ступеньку... А когда стало по пояс, зажал нос пальцами правой руки и без раздумий нырнул.

Я ахнул.

И все ахнули: оказалось, народу собралось прилично – стеснились у туалета.

Поверхность успокоилась было, как вдруг ее гладь расколола фыркающая голова Джин-Толика.

– На восемнадцать! – гаркнул он, хлопая руками и совершая круги.

Витюша, порывшись в разверстом портфеле, торопливо подал требуемый ключ.

Джин-Толик снова канул... и снова вынырнул.

– На двадцать два! – гулко и с хлюпаньем прозвучало следующее требование.

Витюша поспешно исполнил приказ, и Джин-Толик опять погрузился.

Теперь его долго не было. Я с тревогой взглянул на часы: дело пошло на третью минуту.

Пух!

– Тридцать шесть! – через силу выпалил Джин-Толик, жадно хватая вонючий воздух.

Ученик протянул ему огромной величины железяку, и она тут же утянула мастера на дно.

Гладь успокоилась. Время тикало мучительно медленно.

Вдруг я заметил, что уровень жижи стал понижаться.

Точно!

И как быстро!..

– Фр-р-р! Уф! Фр-р-р!

Джин-Толик вынырнул и встал на еще затопленные ступеньки.

– Уходит! Уходит! – щебетали собравшиеся. – Стекает!

Обернувшись и глядя на плоды своих рук, он устало отер лоб тыльной стороной ладони.

Поднялся выше, ступил на пол.

С него капало. Цветы на трусах то ли растворились, то ли окрасились вровень с прочей тканью.

Мастер по-собачьи встряхнулся, рассыпав веер брызг.

Ученик восхищенно смотрел на него, стараясь при этом держаться подальше.

Джин-Толик принялся прыгать на одной ноге, вытрясая из ушей.

– Дело-то простое, – бормотал он при этом. – Только знать надо, куда сунуться. А если не знаешь, вовек не починишь... В общем, учись, Витюша, учись. А то так и будешь, как в анекдоте, до пенсии ключи подавать.

На следующий день после того, как таджикская женщина Мехри закончила приводить в порядок подвальное помещение и дух, шедший оттуда, сменился с валящего наповал на умеренно гадкий, Милосадов провел новое собрание – как всегда, в малом зале.

Зонтикова, усаживаясь, ни с того ни с сего спросила с лукавой улыбкой:

– Виктор Сергеевич, а семинара сегодня не будет?

– А что? – настороженно поинтересовался Милосадов.

– Ах, просто вы сегодня такой поэтический, – сказала Зонтикова и прыснула.

Марина Торопова сунула подружке локтем в бок и прошептала на весь зал:

– Совсем сдурела, кошка драная?

После чего Зонтикова и вовсе закатилась, – но, правда, беззвучно.

Когда расселись и успокоились, Милосадов взял слово.

– Товарищи! – сказал он. – Наш небольшой коллектив стоит перед трудным выбором. С одной стороны, библиотека – это фактически последний рубеж, и сдавать его никак нельзя. Потому что, товарищи, велика Россия, а отступать некуда – позади все самое дорогое, что у нас осталось.

Хмурясь, Милосадов обвел взглядом женщин. Простодушная Плотникова всхлипнула.

– С другой стороны, товарищи, вы сами видите, какая сложилась ситуация. Фактически мы жмемся друг к другу в последней шлюпке, а волны вокруг все выше и выше. В этот раз мы снова побороли стихию, но если наш утлый челн даст неисправимую течь, все мы, безусловно, пойдем ко дну.

– Ужас! – прошептала Наталья Павловна и с тревогой посмотрела на Коган.

Милосадов поднял правую руку, требуя тишины.