Из жизни одноглавого

– Не знаю. Дома трубку никто не берет. В РЭУ вообще издевательство. Я говорю: так и так, пришлите Джин-Толика. Диспетчер в ответ: фамилию скажите! Ладно, говорю, любого сантехника, только трезвого. А она мне таким голосом! – Калинина скривилась и прогнусавила: – «Ну вы, женщина, ваще! Где ж я вам в одиннадцать часов трезвого сантехника возьму?!»

– Действительно, – хмыкнул Милосадов. – Ладно, дайте все-таки телефон этого вашего Джинна-Толика. Я его из бутылки-то вытащу.

Однако Джин-Толик нашелся только на исходе третьего дня, когда уже было понятно, что библиотека в самом прямом и непереносном смысле идет ко дну, и ничего доблестного в ее утонутии, в отличие, допустим, от «Варяга», отыскать невозможно.

Подвал заполнился. Теперь даже издалека было видно, как маслянисто качается зловонная жижа, время от времени пробулькивая еще более зловонными пузырями.

Персонал готовился к эвакуации. О шлюпках речи не было, поэтому оставалось только бестолково метаться, спрашивая друг у друга, что же делать. Милосадов время от времени пробегал по всем помещениям с грозным требованием прекратить панику. Я искренне радовался, что у него нет револьвера, а то бы он точно кого-нибудь пристрелил, как на «Титанике», – скорее всего, Плотникову, потому что она больше всех выла и причитала, заламывая руки. Я даже заподозрил, что где-то в стеллажах у нее запрятаны авоськи с наличностью.

Когда выдавалась более или менее спокойная минута, Милосадов в сотый или даже тысячный раз успокаивал женщин, разъясняя, что от подвала их отделяют еще две высокие ступени. Стихия может, конечно, захлестнуть туалет и подсобку, говорил он жестко. При этих словах таджикскую женщину Мехри, для которой именно подсобка была родным домом, всякий раз бросало в рыдания. Ее дружно утешали как «сколенники», так и «корточники». Я вообще стал примечать, что опасность сплотила коллектив и все стали друг к другу чуточку добрее. Мне довелось даже увидеть, как Катя Зонтикова плачет, уткнувшись в плечо Натальи Павловны, невнятно бормоча что-то о своей несправедливости, а та гладит ее по голове и сама всхлипывает.

Так вот, говорил Милосадов, совершенно очевидно, что всех нас спасут до того, как уровень опасности поднимется до края этих самых ступеней.

– Но надо же что-то делать! – восклицала Наталья Павловна, прикладывая ладони к вискам.

– Вот именно, – поддерживала ее Коган. – Что же мы тут как крысы на корабле!

– Руководство делает все, что может, – хмуро говорил Милосадов, имея в виду, вероятно, как себя, так и наибольшее начальство. – Даже в СМИ уже идет большая кампания по спасению библиотеки.

Я не собираюсь умалять его заслуги, он действительно много делал: когда не бегал туда-сюда в попытках навести порядок, то беспрестанно куда-то звонил и чего-то настойчиво требовал.

Что касается кампании в СМИ, то здесь его усилия, несомненно, приносили плоды: в этом можно было убедиться, подойдя к беспрестанно орущему в кабинете телевизору.

Каждые полчаса строгие дикторши собранно рассказывали о беде, постигшей библиотеку номер... (сам номер проговаривали невнятно – во всяком случае, я никогда не мог расслышать и убедиться, что речь идет именно о нашей). Следовал короткий репортаж о том, как доблестно сражается персонал библиотеки – мы то есть – с нахлынувшей угрозой. Страшно шумела вода, брызги заливали объектив, так что ни лиц, ни слов разобрать не удавалось – да это и понятно, поскольку никто с телевидения к нам не заглядывал.

Далее наступала очередь интервью со спасателями: давно не бритые мужественные люди в брезентовых робах устало утирали пот грязными, замасленными ладонями. Было очевидно, что корреспонденты на минуточку оторвали их от какой-то неотложной и жаркой работы. На втором плане при этом, как правило, маячили некие приземистые строения, зачастую почему-то окутанные дымом.

Картинка снова менялась. Торопливо-напряженный закадровый голос перечислял города, поселки городского типа, специализированные базы и даже полки, из которых на помощь нам спешно выступили мощные силы профильных подразделений. В подтверждение этому на экране бесконечной чередой ползли друг за другом нещадно ревевшие грузовики, оснащенные какими-то сложными механизмами, шлангами, вышками и дизелями.

Напор движения, клубы гари, окутывавшей колонны, суровые лица тех, кто гнал очередную их армаду в нашу, по словам дикторов, сторону, вселяли волнующую уверенность в том, что если стихия еще не побеждена окончательно, то остались считанные минуты до того, как она будет решительно повергнута в прах.

Не знаю, как на кого, а на меня действовало: горло сжималось, даже сердце стучало с перебоями. Досмотрев репортаж, я каждый раз летел к окну и выглядывал наружу. Однако, вопреки увиденному только что своими глазами, вокруг нашего здания было по-прежнему тихо: ни какого-либо движения, ни даже пары-другой единиц современной техники, если не считать «мерседеса» Милосадова...