О том, что назад дороги нет и впереди у меня, скорее всего, полная унижений жизнь в доме местного правителя, который может оказаться жестоким тираном, я старалась не думать. Как и о том, что жизнь моя может быть недолгой: если хозяин возьмет меня, а затем будет пренебрегать… Но все же мысль о том, что буду не одна, а с Джитаной, успокаивала, и я цеплялась за нее, как утопающий за соломинку, опасаясь поддаться панике и вообще сойти с ума.
Голос с визгливыми нотками произнес:
— А теперь почтенные, позвольте представить вам жемчужину сегодняшнего дня, да что там дня, года, десятилетия, столетия! Прекрасная, как утренняя заря, и такая же розовая и неуловимая для всех, кроме своего будущего господина, пери Рахат! Как вы знаете, «рахат» значит наслаждение, и это имя невероятно подходит этой заморской красавице, которую растили специально для того, чтобы услаждать взор и прочие чувства!
В унисон с объявляющим раздавались нетерпеливые крики, свист, улюлюканье.
— Ну, где она, твоя пери? — кричали в ответ. — Если также хороша, как прошлая, клянусь, я передерну прямо здесь!
Звучал смех, раздавались грубые шутки, с каждым мгновением моя смелость куда-то улетучивалась, а перед глазами плыла картинка.
Свет ударил в глаза и поначалу я зажмурилась, привыкая. Когда распахнула ресницы и посмотрела вверх, увидела гроздь крупных шаров, закрепленных под самой верхушкой шатра, которые излучают яркий, почти дневной, свет.
Опустив глаза, ахнула, обозрев размеры шатра, в котором не протолкнуться. Первые ряды напирали бы на помост, если бы не несколько дюжин стражников с мечами и алебардами, одетые в кожаные и латные доспехи. Стражники стоят и вдоль узкого прохода, что ведет к ступеням помоста.
Здесь было слишком душно и слишком светло. Я успела подумать, что в свете этих шаров ни один из изгибов моего тела не укроется от покупателей и зевак.
Больше размышлять мне не дали. Тот самый низенький человечек, который объявлял мое появление, взял за руку и вывел на середину помоста, поближе к замершей публике.
— У! Какая!
— И вправду, розовая!
— Раздевай быстрее!
— Не томи!
— Мой дружок наготове!
— Ну же!
— Хоть лицо ее покажи!
— Так ли оно красиво, как она сама?
Снова и снова раздавался грубый, пугающий смех, и, если бы не тот человек, кто объявлял мое появление, а он, по всему видать, и вел здесь торги, я могла бы оступиться, упасть и даже потерять сознание.
— Терпение, почтенные! — возвестил невысокий человек неожиданно звонким и гулким, похожим на звучание трубы, голосом. — Скоро мы вместе насладимся созерцанием прелестей этой небожительницы!
— Какая же она небожительница? — проорал кто-то. — У нее вон, и рогов-то нет!
— Как нет? — возразили ему. — Есть, приглядись, или не можешь собрать глаза в кучку? Вон! Белые и маленькие!
— А, точно! Ух, сладкая демоница! Любишь настоящих мужчин, милая? Все вы любите!
— Да настоящих, а не этих ваших рогатых демонов!
— Вот уж аховые пастухи! Упускать из стада таких славных овечек!
«Какие странные люди, — пронеслось у меня в голове. — Для них это развлечение. Как на выступление менестрелей пришли посмотреть. И какие грубые и неприятные у них шутки…»
Грубость смертных меня и отрезвила. Я распрямила спину, гордо вздернула подбородок, словно не стою перед похабной толпой в рабском ошейнике, а предстала пред благородными пери и тэнами своего народа на один из праздников Бхукти-Джар.
Меня удивило, что низкий человечек, что ведет торги, не препятствует оскорблениям, льющимся в мой адрес, но потом поняла, что он просто позволяет публике выпустить пар.
«Не дождетесь, — думала я. — Не дождетесь от меня ни мольбы о пощаде, ни страха, ни неуверенности».
Наконец, понемногу, крики стихли, и человек хорошо поставленным голосом принялся расписывать мои достоинства.
— Разве кожа этой прекрасной демоницы не подобна сиянию утренней зари или драгоценному кораллу из Звездного моря? — вопрошал он. — Разве этот томный, манящий взгляд не прекрасен?
— Так и манит! Только сиськи и задница манят почище томных глаз! — ответили человеку, но его сложно было сбить с толку.
Одно за другим, он расписывал мои достоинства, словно говорил о дорогой вещи. О моих умениях, об удовольствии, что я доставлю господину. Вещал так долго, что я тоже невольно заслушалась. Чуть было не спросила, бывал ли человек на Вершине мира, или, быть может встречал кого-то, кто бывал, но в последний момент передумала.
Когда толпа снова нетерпеливо загомонила, торжественным голосом торговец произнес:
— И самое главное, почтенные, юная красавица девственна! Непорочна, как дитя! И в то же время обучалась искусству страсти у колдунов своего племени и может разжечь похоть даже в немощном старике!
Толпа восторженно взревела. Каждый вопил о том, что жизни не пожалел бы, лишь бы быть у меня первым.
Я поежилась. Отдать пери немощному старику — значит обречь ее на скорую, очень болезненную смерть. Потому что ни одна пери не жила долго после того, как умирал хозяин ее жизни. Как в случае с Джитаной — стоило погибнуть ее мужу, как она приехала с Ароном в Бхукти-Джар, чтобы найти нового.