Избранная лирика

Я не хочу тебя забыть...
Но с каждым днём (куда же деться?)
упрямей прячется за быт
тобой обманутое сердце.

Я не считал в разлуке дней,

здесь даже час приносит муки,
но с каждым часом холодней
твои протянутые руки.

И вот письмо, где ты не та,

в нём равнодушье поселилось,
за каждым словом пустота,
и поцелуй звучит, как милость.

Слова любви в твоих строках,

как полный вдох перед удушьем.
Я разгадал твой тайный страх
перед идущим равнодушьем.

А он придёт — нежданный час.

Поймём с натянутой улыбкой,
что всё, скрепляющее нас,
лишь было горькою ошибкой.

Не бойся! Есть всему черёд.

А жизнь, быть может, интересней,
лишь оттого, что все пройдёт:
любовь, и молодость, и песни.

И НЕТ КОНЦА

…Будут ливни, будет ветер с юга,

Лебедей влюблённое ячанье.

(Последние строчки Э. Багрицкого)

Кто сказал,
что будто бы случайна
жизни нескончаемая вьюга —
лебедей влюблённое ячанье,
грохот ливней,
тёплый ветер с юга?

Мы травою были до рожденья,

радугой,
лесными сквозняками
и в гордыне самоутвержденья
сотни раз,
погибнув, возникали.

Студенистым сгустком протоплазмы

собирались
в корчевой водице,
чтобы вновь
дыхательною спазмой
в этом шумном мире возродиться.

Чтобы застучало

сердце туго,
чтобы вновь — и радость и печали,
снова ливни,
снова ветер с юга,
лебедей влюблённое ячанье.

И опять,

взлохмачен и неистов,
ты нальёшься беспокойной кровью.
Пеночки двухоборотным свистом
грянешь
по лесному Подмосковью.
Среди трав,
до лаковости мокрых,
среди звёзд,
зелёных и высоких,
молнии пронзительный автограф
впишется в твои тугие строки.
Море,
как бессонница, нахлынет,
ветер прозвенит
по струнам просек...

День придёт —

и ты на половине
строчку недописанную бросишь.
В старом кресле
грузно оседая,
ты рванёшь рубахи тесный ворот.
За окном
мигнёт огнями город,
голова опустится седая…
Улыбнёшься тихо,
без испуга
и пожмёшь тяжёлыми плечами.

Вечны ливни,

вечен ветер с юга,
лебедей влюблённое ячанье.

ВОКЗАЛЫ

И всё, что жизнь нам показала,
теперь как будто и не страшно.
Сороковых годов вокзалы
остались
в дне позавчерашнем.

И там, в прокуренных столовых,

на наши нужды отвечая,
нам отпускали без талонов
короткий сон
над кружкой чая.

Стояла ночь,

как изваянье,
и листья хлопали в ладоши,
слепой парнишка
на баяне
играл про синенький платочек.

И бабы слёзно голосили,

и сквозняки ползли по залам…
Как будто сразу
пол-России
сошлось в разрушенных вокзалах.

Воспоминанье беспокойно,

как кровоточащая рана...
Нам вспоминать об этом больно,
нам забывать об этом —
рано.

*На исходе северное лето *