Избранная лирика

Это было на речке Кулой.
Мне теперь не припомнить фамилий.
По старинке,
лучковой пилой,
мы в делянке сосну повалили.

Видно, падать

обидно для всех.
И она свилеватое тело,
опираясь ветвями о снег,
от земли оторвать захотела.

Но ногой наступили —

лежи!
И, снежок обмахнув рукавицей,
мы пилили её на кряжи,
всю пропахшую острой живицей.

А она ещё, видно, жила,

когда в тело
вцепилось железо, —
проступала густая смола
через узкую ранку пореза.

Как оценка работы корней,

на разрезе,
смыкаясь друг с другом,
каждый год
был отмечен на ней
ростовым
концентрическим кругом.

И, прищурив намётанный глаз,

синеватые кольца считая,
не припомню я,
кто-то из нас
с сожаленьем сказал:
— Молодая...

В час, когда скараулит конец,

не покинь нас,
желанье простое:
независимо —
сколько колец,
умереть обязательно стоя.

* Всё в снегу — в густой скрипучей вате... *

Вл. Ковалеву

Всё в снегу —
в густой скрипучей вате,
как и в том провьюженном краю...
Вот опять мне папирос не хватит,
чтоб припомнить молодость свою.

Мелочи, подробности, детали

вяжутся в сюжетные узлы.
Поезда друзей порасхватали,
на далёкий Север увезли.

Вот и не встречаемся годами.

Что же им сказать?
Счастливый путь!
Нас по белу свету покатали,
тоже повозили, как-нибудь.

Он учил сурово,

мудрый Север,
мы его запомнили устав:
не мечтать о жатве, не посеяв,
и о передышке — не устав.

Горечь неисправленных ошибок

отдаёт сивухою во рту.
Видно, в сердце
розовых прожилок
никогда я не приобрету.

Не пойму расчётливых и добрых,

что идут по жизни не спеша.
К безупречным,
ангелоподобным
что-то не лежит моя душа.

Строгих,

неподатливых на ласку,
в ноги не валившихся рублю,
злых люблю,
напористых,
горластых,
рук не покладающих люблю.

Если скажут слово —

значит, в жилу,
так, что непривычных
валит с ног.
Есть в них настоящая пружина,
без которой
век идти б не смог.

В дальние

тревожные дороги
пусть друзей увозят поезда.
Пусть им светит
преданно и строго
странствий беспокойная звезда.

* Мы не верим, единоверцы... *

Борису Ручьёву