Избранная проза

Если читать это сложное произведение бегло, между делом, на эскалаторе метро или, скажем, поглядывая попутно на телеэкран, то, конечно же, поначалу может возникнуть недоуменный вопрос: зачем это, дескать, автор так долго и замысловато расписывает сомнительные похождения и бесплодные умничания какого-то бесхребетного и чуть ли не развратного князя Мятлева? Подобные суждения мне, увы, не раз приходилось слышать от некоторых читателей, которые так и не заметили второпях, что лишь повторяют мнение иных враждебных Мятлеву персонажей произведения и чуть ли не дословно цитируют приведенные в романе анонимные письма, характеризующие князя прежде всего как этакого тунеядца-растлителя.

И в самом-то деле, поглядите-ка, что творит наш герой с первых же глав романа! Служить, видите ли, не желает — ни по военному, ни по штатскому ведомству. (Забудем, что он уже служил в армии, сражался и был ранен. Не станем вспоминать и крылатого «Служить бы рад, прислуживаться тошно…») Предостаточно нашаливший еще в молодые лета, он никак не угомонится и добивается близости с целой вереницей очаровательных женщин. Не успев наставить рога добродушнейшему и доверчивому барону Фредериксу и скомпрометировать баронессу Анету, наш зловещий сатир переключается на переходившую из рук в руки чахоточную Александрину и, судя по всему, доводит ее до самоубийства. Затем сравнительно скоро утешается с графиней Румянцевой и женится на ней (уже ожидающей ребенка!) лишь под сильнейшим нажимом извне. После подозрительно скорой смерти графини неугомонный вдовец похищает у почтенного скототорговца господина Ладимировского его юную супругу Лавинию, разбивая сердце первого и разрушая судьбу последней. Мало того, он даже и увезти-то ее толком не сумел, в дороге пьянствует, не уберегает похищенную от опасного заболевания и, в конце концов, изловленный молодцами-жандармами, попадает на скамью подсудимых… Да при всем при том еще умудряется предаваться праздным разглагольствованиям на всевозможные темы! Недаром же одна из роковых жертв князя замечает, «что у него глаза мудреца и улыбка прелюбодея»…

Вот как может быть воспринят и понят роман при торопливом прочтении. Но все дело в том, что такие произведения нельзя читать второпях!

Так кто же он, главный герой романа «Путешествие дилетантов»? Мудрец? Прелюбодей? Или, быть может, просто еще один «лишний человек» в отечественной литературе — после Онегина и Печорина, после известных героев Некрасова, Тургенева, Герцена?..

Предположить, что сердобольный романист вдруг пожалел читателя, утомленного напряженными ритмами «века нынешнего», и вознамерился развлечь его описаниями адюльтеров «века минувшего»? Но мы знаем автора как художника серьезного, мыслящего, ищущего — и такое предположение было бы, мягко говоря, чересчур субъективным.

Что же касается еще одного «лишнего человека», пытающегося втиснуться в тесный ряд соответствующих героев российской классики… На первый взгляд, для такой трактовки романа могут отыскаться некоторые основания. Князь Мятлев — представитель того самого поколения, для которого характерны были «лишние люди». Поколения, на которое так «печально глядел» Лермонтов. К тому же, в характере, в поведении, в рассуждениях князя Мятлева нетрудно при желании отыскать черты, принадлежавшие «лишним людям» XIX века. И все-таки…

Припомним-ка весьма точную характеристику, которую дал еще Пушкин тем своим современникам, кои и были, надо полагать, первыми «лишними людьми»: «Равнодушие к жизни и ее наслаждениям… преждевременная старость души… сделались отличительными чертами молодежи XIX века». И если — с большой натяжкой! — можно еще допустить, что Мятлеву некоторым образом присущи были симптомы «преждевременной старости души», то уж никак нельзя инкриминировать ему какое бы то ни было «равнодушие к жизни и ее наслаждениям». Не будем забывать, что каждое поколение— при свойственных его представителям общих, характерных чертах — все же не так уж однородно и состоит из самых различных индивидуальностей. Одно другого не исключает, можно прослеживать общее, но не игнорируя при этом и отличительного. Да, Мятлев относится к поколению, изобиловавшему «лишними людьми». Да, у него есть некоторые черты, характерные для этого поколения и, в частности, для «лишних людей». Но это еще вовсе не означает, что Мятлев по всем своим признакам подходит под определение «лишний человек».

В упоминавшемся выше интервью «Литературной газете» сам автор — правда, с некоторой оговоркой — отнес этого своего героя все, к той же категории «маленьких» людей, вроде Авросимова и Шипова: «А третью вещь пишу не о «маленьком» человеке, а о представителе русской аристократии, но, думаю, по сути они все одинаковы. Он тоже «маленький» человек». Здесь уместно сказать об одной достаточно четко проявившейся тенденции в творчестве Б. Окуджавы-прозаика: стремление осветить судьбу и характер «маленького» человека на фоне судьбы и характера личности более значительной в истории — будь то Пестель, Толстой или Лермонтов…