Избранная проза

Молодая женщина подошла к подъезду. Рядом на мостовой стоял пепельно-черный фургон с эмблемой городского похоронного бюро. Два парня выскочили из него на тротуар; они помогли женщине перенести коляску через порог. Произведенное на них впечатление выразилось в пощелкивании пальцами. Потом они открыли заднюю дверцу автомобиля и вытащили носилки. Грубая оливково-зеленая ткань и петли легли на бордюр тротуара. Парни взялись за ручки. Обменялись шуточками, рассмеялись и исчезли в глубине дома. Ханна стояла недостаточно близко и не расслышала их слов. Она повернулась и пошла назад. Ей снова требовалась чашечка кофе. Она не смогла пересечь кольцо в том месте, где она проследовала за молодой женщиной. Вечернее движение на обеих полосах заметно возросло. Шум машин слился в сплошной гул. Ханна отыскала светофорный перекресток и торопливо пересекла полотно дороги под ненадежной, как ей казалось, защитой зеленого света. Тяжело дыша, она, как в убежище, нырнула в старый переулок, в котором последние газовые фонари города доживали свой век. Вряд ли за ними следили, потому что они горели даже днем. Здесь, в магазинчике, торговавшем аптекарскими и хозяйственными товарами, попадались иногда и отрывные календари. Только Ханне больше не хотелось за ними охотиться. Она нерешительно вступила под арку, заторопилась на свет, падавший косой полосой на асфальт, очутилась во дворе, на который выходили окна высоких домов, нашла из него лазейку и с бьющимся сердцем вынырнула на площадь. То, что проходной двор сократил окольный путь, порадовало ее.

Отсюда было рукой подать до кафе «Кот». На нее нахлынули запахи и звуки, от суматошного мельтешения зарябило в глазах. Она повесила пальто на крючок и оказалась в зале, вмещавшем больше людей, чем он мог вместить. Но ей повезло: возле нее освободился стол на четверых. Официантка отодвинулась, освобождая Ханне проход к одному из стульев у стены. Улыбнулась и повернулась так ловко, что загородила выход из коридора, где молодые люди в джинсах и куртках караулили места. Придется им поискать другой столик, раз уж так обязательно всем вместе сидеть. Как все-таки приятно, когда с тобой любезны! Но Ханна знала, что удачный час дольше нескольких минут не продлится. Она заказала кофе и торт, шварцвальдскую вишню, сливки и голландский сыр. Официантка улыбнулась, уже по-другому, и отошла. Ханна сидела как деревянная, с высоко поднятой головой: ругала себя за внезапный приступ прожорливости. Но ругайся не ругайся, ясно одно: она ощущала голод, волчий голод. Она повернула голову и взглянула на дымный туман, повисший над залом; с ним непрерывно соединялись новые облака, поднимавшиеся от столов. Табачный чад не мешал Ханне. Альберт много курил и посещал с ней, если вообще посещал, только те кафе, где разрешали курить. Стерильная чистота ресторанов для некурящих вызывала у Ханны чувство отчуждения…

Она сидела с чашкой кофе в руках, воспоминания одолевали ее. Отсутствующий взгляд скользил по мужским лицам. Такого, как Альберт, все равно не найти! Он был незаменим при всей своей аскетической сухости, которую не изменили ни болезнь, ни смерть. Но другой Альберт — тот, о котором рассказывала Хели, — мог здесь оказаться. Ханна рассматривала головы, угловатые и круглые черепа, серые, белые или с благородной проседью волосы, морщинистую или блестящую кожу. Иногда сверкал золотой зуб какого-нибудь говоруна. Один сидит прямо, как патриарх, презрительно морщится, глядя на суету, но стоит ему подняться, и он сломается, будто набалдашник трости. Другой, как актер, сопровождает речь элегантными движениями рукой по воздуху, но стоит ему взять стакан — и рука его дрожит, как у алкоголика. Третий производит впечатление мечтательного гурмана, а еда и общество ему уже давно опостылели; его загнала сюда привычка. Нет, Ханна не завидовала подруге. Лучше уж несгибаемой волей удержать себя в жизни, остаться женщиной! Не будет ухажеров — Хели их выдумает! Кто знает, существует ли вообще этот Альберт.

К столу подошла пара. Около сорока, — оценила Ханна их возраст. Он еще в форме, только брюшко уже обозначилось под кожаной курткой. Она стройная и породистая, в узких черных брюках. Они одновременно попросили извинения, уселись, поискали взглядом официантку. Женщина положила большую сумку на стул, стоявший между ними. Рассеянно покусывала нижнюю губу. Мужчина приподнял пепельницу и снова уронил ее. Ханна решила, что ей повезло. Она любила пары, отношения которых были настолько устоявшимися, что они могли уделить внимание и внешнему миру. Сделают заказ, подождут, пока официантка разгрузит поднос, потом взглянут друг на друга или дотронутся до руки. Потом поговорят о мелочах.