Когда я рассматривал возможность создания комедии, меня опять посетила та же мечта. Я увидел Лоренца, стоящего в кулисах. Он кивал мне. Это был весьма покровительственный жест: не плохо, мой юный друг, так держать! Стул подо мной скрипнул. Я балансировал на одной его ножке, и если бы я шлепнулся на пол, Краутц взирал бы на это происшествие с той же бесстрастностью, с какой внимал моей тираде. Его лицо не выражало ни согласия, ни протеста. Я мог развлекать себя как угодно. И я широко этим пользовался, в результате чего все более и более воодушевлялся, все дальше уходил от реальности.
Стул полетел в угол, когда Крамбах, изображающий Клаушке, разыгрывал позорное отступление под язвительный смех обреченных на поражение победителей. А в качестве Кречмара Крамбах показывал, как с помощью всяких «тпру и ну» можно ловко править четверкой запряженных цугом взмыленных вороных и все-таки свалиться в пропасть.
На этом месте Краутц закашлялся. Кашлял он долго, это был настоящий приступ, а вовсе не насмешка. И все-таки меня это привело в чувство. Откинутая голова, лающий кашель… А потом глухой стон, вырвавшийся из зажатого рукою рта. Пот на лбу, седые слипшиеся волосы. Сорванное дыхание. Наконец он схватился за бутылку, пытаясь отпить глоток. Минуту он вслушивался в себя, и так как кашель, кажется, прошел, он вновь раскурил окурок сигары. Но моего хладнокровия хватило лишь на мгновение. Я обязан был бы видеть, в каком отчаянном положении находится этот человек, нарушавший самые примитивные правила выживания с равнодушием, не оставлявшим ему ни малейшего шанса. Я же этого не видел. Просто плюхнулся на стул и, учитывая перемену настроения, начал вслух размышлять о целесообразности расположения сценических персонажей, создавшегося благодаря Клаушке, с одной стороны, и Кречмару — с другой.
И, кажется, я преуспел. Краутц напустился на меня. Он стал объяснять, причем без тени неудовольствия в голосе, что я и то и другое вижу в неправильном свете. Клаушке, например, с конца пятидесятых годов был в Каупене бургомистром.
— Рабочий в деревне, — вы должны это помнить!