Соединение с бубном символики оружия закономерно. Религиозные верования, отражавшие реальную жизнь, воспринимали и технические новинки. Шаман, окруженный врагами, не мог пренебречь надежными средствами уничтожения и зашиты. А разве духи могли не знать оружия людей? Даже у небесного быка, одного из духов — покровителей селькупского шамана, была на рогах сабля — ею он „помогал” шаману бороться с врагами. Маньчжурские шаманы держали при себе „железные копья, трезубцы, сабли и другое оружие, с помощью которого борются духи-богатыри”. Духи — помощники казахской шаманки стреляли в неприятеля из ружья.
Правда, есть и другое объяснение связи бубна с представлением о луке. Высказывалось мнение, что бубну как главному культовому предмету шаманского камлания предшествовал лук. Основанием для этого взгляда явился обычай алтайских шаманов употреблять иногда вместо бубна лук. У селькупов также часто заменителем бубна был лук со стрелами. О том, что и энцы знали прежде лук как шаманский инструмент, свидетельствует одно из их названий бубна —,небесный лук”. У бурятов известно было гадание при помощи лука. И все же предмет, заменяющий бубен, мог ему и не предшествовать. У алтайцев и якутов известны и другие заменители бубна — колотушка, кусок ткани, палка или ветвь с лоскутом материи. Их применяли в случаях, когда почему-либо нельзя было воспользоваться бубном, и обряд проводился не на „высшем уровне”.
Теперь нам остается познакомиться с колотушкой, которой шаман стучал по коже бубна.
Первоначально значение колотушки и бубна было единым. Колотушка мыслилась частью животного, воплощенного в бубне. Кеты, например, называли ее „ногой” бубна. У селькупов и кетов вместе с бубном обязательно „оживлялась” и колотушка. Отсюда градация тувинцев и хакасов делать колотушку из рога марала или лося, обычай саамов изготовлять ее из оленьего рога. Даже когда колотушку стали вырезать из дерева, на ее выпуклую сторону приклеивали полоски шкуры со лба дикого оленя* самца (например, у энцев и ненцев) или обтягивали шкурой с ноги лося, марала, дикого козла (алтайцы). Позднее, когда единство символики утратилось, колотушка стала обтягиваться шкурой другого животного — не того, чья шкура пошла на бубен. Так, у шорцев и хакасов колотушку могли обшивать и заячьей шкурой. Когда утвердилось представление о бубне — ездовом животном шамана, колотушка превратилась в плеть, которой шаман погоняет своего чудесного оленя-коня. „Золотой плетью” называли колотушку алтайские камы.
Символика колотушки, как и бубна, со временем стала многозначной. Вырезанная из дерева, она, естественно, несла в себе и символику дерева. Шорцы выбирали для колотушки березовую ветку с развилкой. Энцы, также делавшие колотушку из березы, тыльную сторону ее окрашивали в красный цвет и расписывали черными узкими полосками, символизировавшими ветки березы. На конце рукоятки энцы вырезали голову „березового человека” (духа колотушки). Дух колотушки — поздний образ. Шаманы энцев и ненцев перед камланием мазали жиром — „кормили” голову хозяина колотушки. У якутов дух, воплощенный в колотушке, представлялся в виде волка. На рукоятке очень условно вырезалась волчья голова. Угощая этого духа при камлании, шаман бросал на горячие уголья кусочки жира и брызгал водкой, помахивая над дымом и пламенем концом колотушки.
Никакое явление, возникшее в древние времена, не могло дойти до наших дней в первозданном виде. Разные исторические периоды неизбежно должны были оставить на нем свой отпечаток. Пример тому — бубны XIX — начала XX в. Они несут на себе следы долгого развития верований, связанных с шаманством.
Кафтан с хвостом, „корона” с рогами
Шаманское одеяние, как и бубен, давно заинтересовало исследователей. И. Г. Гмелин и П. С. Паллас, путешествовавшие в XVIII в. по Российской империи, описали костюмы сибирских шаманов. Эти костюмы действительно могли поразить воображение. Сшитые из кожи животных плащи с многочисленными подвесками и „побрякушками”, причудливые головные уборы подчеркивали связь шаманов с миром духов. Такое облачение было обрядовым, а не повседневным. Как писал В. М. Михайловский, „шаманы одеваются особенным образом только при служении духам; в обыкновенной жизни они от своих соплеменников не отличаются никакими наружными признаками”.