С шаманством связана и известная чуть ли не всем религиям мира фигура пророка. В пророке — избраннике бога, который возвещает народу услышанные от самого бога (или ангела) откровения, — нетрудно узнать сбросившего с себя ритуальную мишуру шамана. В измененном обличье, в новых общественных условиях бывший шаман продолжал утверждать себя в древней роли посредника между людьми и божеством. Он сберег кое-что от наследия шаманской эпохи. Так, ветхозаветные пророки бывали одержимы духом. „И когда он (бог.
Долгое время несли на себе шаманские черты и разные типы жрецов. Это хорошо видно на примере античного греко-римского жречества. Здесь и экстаз как кратковременное безумие, и способность прорицать, вызванные вселением божества. Устами греческой прорицательницы Кассандры, по словам Цицерона, „говорит бог, заключенный в человеческое тело”. Влюбленный в Кассандру Аполлон одарил ее способностью видеть будущее. Оно представало перед ней в ужасных картинах: „Словно в кровавый туман я гляжу. Вон — душат детей… Жарят, отцу подают на обед…” Как средство вызывать экстаз широко применялись бубны и литавры. Жрецы говорили с богами на особом языке. Жреческое звание и пророческий дар передавались по наследству.
Сохранение в религиях традиций глубокой древности — всеобщая закономерность. Каждая новая идеология, вытесняя старую, использует прежние образы и идеи для своих нужд. „Раз возникнув, религия всегда сохраняет известный запас представлений, унаследованный от прежних времен…”[23]
, — указывал Ф. Энгельс. Со временем древние воззрения постепенно угасают. Когда в античном обществе набрал силу официальный культ, шаманские приемы продолжали жить только в практике низшего духовенства (колдуны, ворожеи, знахари). Тем не менее и позже, в средневековье, некогда связанные с шаманством идеи оказывали столь сильное влияние на жизнь народов Европы, что христианские инквизиторы сочли их опасными для судеб церкви. Они подвергали пыткам и жгли на кострах колдунов и ведьм за их воображаемое сожительство с дьяволом и полеты на бесовские сборища. Поверья о разного рода колдунах и колдуньях большей частью берут свое начало в шаманстве. В этих поверьях мы найдем и особые обстоятельства рождения как признак избрания, и связь с духами, и экстаз, и путешествия души. Не случайно обратившийся в собаку нанайский шаман так близко напоминает злую мачеху-ведьму из повести Н. В. Гоголя „Майская ночь, или Утопленница”.Различные фазы развития шаманства, вызванного переменами в жизни общества, можно увидеть и в религиях народов Сибири и европейского Севера. В частности, можно проследить, как из недр шаманства вырастало общинное жречество. В Южной Сибири этот процесс привел к разделению шаманов на „черных” и „белых”. У якутов и бурят „черные” шаманы считались служителями злых духов, „белые” — добрых. (Правда, такое разграничение не всегда соблюдалось в жизни. У бурят встречались шаманы, которые служили и добрым, и злым божествам и духам.)
Категории „черного” и „белого” шаманства складывались постепенно. Своими корнями они связаны с представлениями о „верхнем” и „нижнем” мирах, которые должен посещать шаман. У алтайцев „белым” шаманом считался кам, который не совершал молений властелину подземного царства Эрлику. Он обращался к небесным божествам и „чистым” духам земли. „Черный” шаман способен общаться с разными духами. При этом считалось, что „черные” шаманы не склонны приносить вред.