Избранное

Землетрясение началось утром, часов в девять. Я шел через площадь, мне нужен был Тьяго, красильщик с нашей фабрики. И вдруг… Озираюсь по сторонам — все кругом стало каким-то иным. Небо затуманилось, у горизонта проступила розовая полоса. И первый знак неведомого — отчаянно переполошились бессловесные твари. Куры, собаки. Ревел испуганный осел, ржали лошади в деревне и в поле. Потом в земном чреве глухо заурчало. Гул все усиливался, достиг поверхности, ударил в уши. И тут все закачалось. Земля заходила у меня под ногами, я почувствовал, что теряю равновесие. Прислоняюсь к позорному столбу, с древних времен стоящему посреди площади, — голова, что ли, закружилась? Закрываю глаза, чтобы преодолеть дурноту. И сразу же широко раскрываю их в ужасе от мелькнувшей догадки. Глухой гул в недрах нарастает, и дома в мгновение ока рассыпаются в прах. Оседают крупными глыбами и обрушиваются, поднимая тучи пыли. Я оцепенел от изумления: земная твердь, опора ног моих, ходит волнами, точно море. Помрачневшее небо молниями прочерчивают крики. Навечно запечатлевается на сетчатке моих глаз ребенок: неподалеку была школа; он, как видно, опоздал, бежит, в страхе схватившись за голову руками, исчезает под обломками. Я вижу его рот, разинутый в диком немом крике. Другие дети выбегают из школы — и вот они тоже погребены под каменными глыбами. Какой-то мальчишка останавливается в растерянности, крутит головой во все стороны и так, стоя, исчезает в груде щебня. Я в бездействии стою посреди площади — ты лежишь, растянувшись на песке, закрой глаза, подремли под ласковыми лучами солнца. Стою посреди площади, все сознаю и ничего не делаю, темная глубь земли грохочет. Я застыл, окаменел от испуга, глаза — точно хрупкое стекло. Бежит, летит над землей какая-то женщина, встречный ветер полощет юбку. И словно вой сирены — пронзительный крик. Короткое и бесконечное мгновение. Оцепенев от напряжения и ужаса, слушаю накатывающийся волнами грохот. Каменный крест посреди площади качается, падает. Я отскакиваю, один из камней едва не задевает меня. Снова крики, истошные, кровавые. Люди все бегут и бегут. Некоторым удается выбежать на открытое место, где не так опасно, бегут обезумевшие от страха женщины с растрепанными волосами. Тут начинают звонить колокола, земля сама их раскачала. Трезвон разносится окрест, слышу его и я. Наконец колокола падают, но я еще долго их слышу. Однако постепенно земля успокаивается, то и дело вздрагивая верхним слоем; и вот она снова защищена. От внезапной зыбкости, от податливой неустойчивости. Затихла, застыла, это снова первозданная твердь. Мать-земля. Человеку предназначенная, его колыбель и его могила. Выпрямляюсь во весь рост, медленно оглядываюсь. Картина полного разрушения, ровная земля, усыпанная щебенкой, кое-где торчат уцелевшие стены. Неподвижно, окаменело, напряженно жду — а вдруг снова грозное предупреждение. Потом срываюсь с места и бегу по деревне: крики, крики. Будь спокоен и невозмутим, как бесстрастное море. Сдавленные крики ужаса вздымаются в небо, летят во все стороны до самого горизонта. И я тоже кричу, задыхаясь, — возьми себя в руки. Ровная земля, усыпанная обломками; вокруг меня, насколько хватает глаз, разгулялась смерть, а над головой — тихое безучастное небо. Я бегу, бегу, перехожу на шаг, снова бегу. Неизвестно куда, в растерянности бегу по улицам, не разбирая дороги, спотыкаясь о камни, бегу неизвестно куда. Навстречу мне бегут такие же растерявшиеся люди, пробегают мимо; пронзительный крик, женщина падает на колени, взывает к небесам. Прямо на меня мчится какой-то мужчина — он безмолвен, лишь тяжело дышит, — минуя меня, бежит дальше. Из переулка выскакивает другой, никогда не забуду его окровавленное лицо, пробегает. И трупы, трупы. Одни без царапинки, другие раздавленные, с выпущенными кишками, оторванными конечностями, на лицах застыл ужас. Груда кровавой плоти — вот что такое человек. У церкви многоголосый вопль прорезает неосевшую пыль. Крыша рухнула, стены — груда щебня. Но кое-кто еще жив, из обломков высовываются головы, изнутри доносятся стоны. Кричит по шею засыпанный осел, полно трупов, лежащих ничком и навзничь, снова слышу колокола. Звон летит над пустынной землей, над грудами обломков, эхом откликаясь у самого горизонта — вплетается в шум прибоя. Я лежу на солнцепеке, жаркие очажки по всему телу. Закладываю руки за голову, весь раскрываюсь навстречу солнцу, полной грудью вдыхаю беспредельный простор. Волны накатывают на полоску пляжа, пенятся и шумят, под лучезарным небом далеко разносится немолчная песнь моря. И кажется, будто я — блистательный триумфатор, омытый первозданной стихией, способный повелевать грядущими веками, будто я озарен светом истины, возвышающей меня над разрушением и смертью, а моя радость переросла в гармонию Вселенной. О, не улыбайся быстротечной иллюзии собственного существования. Зачем отравлять свою кровь еще одним заблуждением, ты и без того отравлен на веки веков.