— Это вот что такое, — сказал мне врач. — Ты только взгляни! Взгляни!
И он обошел вокруг кушетки, наклонился к ребенку, указал на него и отошел, чтобы я сам увидел. И я увидел. Изможденное личико — это у ребенка-то! — испуганный взгляд, по всему лицу фиолетовые пятна, Корика подняла ему рубашонку — как будто синяки по всему телу. Даже на ягодицах, Корика приподняла ребенка, чтобы я посмотрел на них.
— И у него поносик, сеньор Луизиньо. И на ножках не стоит. И десны…
Ребенок состроил плаксивую гримасу. И я увидел. Распухшие, рыхлые десны. Я увидел.
— Видал? — спросил врач.
Видал.
— А знаешь, что это такое? Я первый раз в жизни вижу это собственными глазами! Первый раз в жизни!
И он отошел к окну, чтобы сплюнуть, и, пока шел, разводил руками, а я все еще не понимал, в чем дело. Вот оно, наше экономическое положение. Ну где еще в целом мире?.. Нищета, экономическая отсталость страны — это он так кричал. Затем вернулся, повысил голос и продолжал кричать, яростно жестикулируя, словно хотел выскочить из белого халата, я слушал, смотрел на ребенка, женщина глядела на нас во все глаза, ничего не понимая и как будто умоляя о сострадании.
— Знаешь, что это такое? Цинга!
Я уставился на него, а он молчал, вытаращив глаза от ужаса, который, по его мнению, должен был испытывать и я.
— Цин-га! — произнес он глухим хриплым голосом, чеканя каждый слог и задыхаясь от волнения.
Вот тебе на! Цинга. Из книг я знал, что в старину была такая болезнь, но считал, что ее давным-давно нет на земле.
— Есть. Вот она. — И голос его пресекся.
Он снова пошел сплюнуть, а женщина смотрела на меня несчастными глазами, ну хоть бы я ее понял!
— А это серьезно, сеньор доктор? — спросила женщина, и в голосе ее звучали одновременно испуг и покорность судьбе.
— Витамины! Витамин С! Пусть ест фрукты! И все остальное! Пусть ест, ест! Народу прежде всего нужно есть. — Это он говорил уже мне, но я-то тут при чем? И еще раз повторил, задыхаясь на этот раз от негодования: — Нужно есть!
— Я уже дала обет господу нашему Иисусу, снятому с креста, чтоб исцелил моего сына…
— Вот! Каково? Ты слышал? Обет Иисусу, снятому с креста! Держите. Будете давать ребенку это лекарство, — и он снял с полки шкафчика упаковку витамина С. — Теперь ты видишь? — Я видел. — Обет Иисусу, снятому с креста!.. Не поможет вашему ребенку никакой обет! — Это он женщине. — Ему нужно принимать лекарство! И нужно есть!
— Ну уж вы скажете, сеньор доктор! Если бы не господь бог наш, который…
— Вот оно, дружище, вот! Что ж, ступайте себе с богом, с вашим небесным спасителем. Но на всякий случай давайте ребенку лекарство. Каково, а?
Женщина ушла, а я пошутил, что, мол, витамины изобрели в нашем веке, а цингу, разумеется… — так я пошутил.
— Не смейся. Вот медицинская энциклопедия конца прошлого века, хочешь взглянуть?
Подошел к этажерке и вытащил толстенный фолиант.
— Так… Цинга. Вот здесь. Для цинги характерно то-то и то-то… Лечение: фрукты, содержащие кислоту, например апельсины, лимоны и тому подобное, а также уксус. Ничего себе! Уксус. Обходились одним уксусом. У них уксус всемогущ, все равно как отец наш господь бог…
В воздухе порхали птицы, возвещая весну, из сада доносился запах земли, возрождающейся к новой жизни. Напоминание о бытии, о начале всех начал, о непостижимом будущем, о назначении человека, о полной свободе существовать, жить. Весенний день, властный призыв к свершению судьбы — во имя чего? Во имя кого?
— Уж вы скажете, сеньор доктор, ведь если бы не господь бог наш…
Врач упрямо хочет заменить ей бога витамином С, но она за бога держится крепко.
— Уж вы скажете, сеньор доктор!
Корика протестует, еще бы — заменить господа бога витамином С. Кто знает, чего в ней больше: глупости или упрямства, она протестует, врач готов от ярости взвыть, оборачивается ко мне:
— Ты только посмотри на нее!
А я все понял. Низвергнуть бога с алтаря. Потом разрушить алтарь. Потом весь храм. А потом уничтожить и память о нем. Как будто ничего и не было. Разрушить и знак, и знамение. Видимое и невидимое. Как будто ничего и… Но Корика не хочет. Слишком глубоко в нее въелись нищета и невежество. Врач рассеянно пожимает плечами.
— Ну что я могу с ней поделать?
Видимое и невидимое. И все будет продолжаться, как будто… Как будто невидимое еще существует.
— Что тут поделаешь?
Ничего не поделаешь. В тугой клубок сплелись нищета и невежество. Корика. Держит ребенка на руках, зажав в кулаке лекарство.
— Сеньор доктор всегда говорит такие вещи… Ведь если бы не бог, что бы мы делали в этом мире?
Знак и знамение. Врач улыбается, я тоже снисходительно улыбаюсь. Невежество въелось в кости — врач улыбается…
— Тогда ступайте себе с богом, с отцом небесным. Но лекарство малышу давайте обязательно.
Был весенний день, властный призыв к свершению судьбы — во имя чего? Во имя кого? Солнечный день. Весенние запахи.