Избранное

— Да святится и прославится имя Господа Нашего Иисуса Христа! Значит, я обманула с курицей! Значит, это тебе не та курица! Значит, бумаги оберточной ты не видишь? Чем и как завязано, ты не видишь, значит?

Они были одни и имели полную возможность выговориться.

— Подменила, подменила. Ну и оставайся с нею, со своей курицей, я от этого не обеднею.

Тут моя мать, исполненная христианского всепонимания и ужаса перед всякой бранью, было собралась еще раз все дело прикрыть. Но зашло, однако, так далеко, что и Спасу стало уже не подвластно, она ногой топнула.

— Ну и останусь, теперь уж не поменяешь. До чего ж глаза у тебя завидущие, все б тебе не свое — чужое.

Тут-то они все высказали. Тетка вылетела бурей, спускалась по ступенькам и все верещала, так что мать не могла не сказать еще кое-что в окно. Тетка шла по улице и кричала по-прежнему, а иногда останавливалась и, обернувшись, добавляла то или другое специально для матери, которая стояла у окна и отвечала, как умела. Пока улица еще не кончилась и мать не закрыла окно. А тут-то и вступил мой отец, когда тетка подошла к нему поближе, и он спросил ее, что с нею, а она ответила, что с нею, назвав мою мать вруньей. Тогда отец говорит:

— Сами вы врунья.

И начал приводить ей факты в подтверждение сказанному, которые были у него подобраны, конечно ж, давно, по прежним случаям, потому что он не запинался:

— Сами вы врунья, и всегда такой были. Еще когда вы рассказывали про Трубача, что…

— Сами вы врете, как жена ваша. Один раз в булочной ваша жена говорила, что…

И пошли вспоминать прошлое по порядку, когда кто чего наврал. Они уже подбирались к детству, когда появился мой дядя. Тетя передала ему слово, и он начал. Но, поскольку дело теперь было мужское, дядя сжал кулаки и сказал:

— Я его убью, я его убью.

Отец, который, должно быть, уже уморился, спокойно ждал, когда дядя его убьет, и поскольку он был спокоен, дядя попятился немного, прикрыл глаза рукой и сказал еще раз:

— Убирайся с глаз моих, а то убью.

И огляделся вокруг, в расчете, что его подхватят. Когда он рассчитал, что все уже на подхвате, он опять поднял кулаки и пошел на моего отца. Наконец его подхватили, и дядя забился, чтоб ему дали убить отца. Но его уже тащили прочь, а он все оборачивался, исходя злобой и угрозами.

А раз дошло до такого, надо было складываться партиям, как всякий раз, когда партиям есть повод сложиться. Выплыли наружу старая ненависть, зависть, ревность. В ближайшее воскресенье, когда уже вино подталкивало, пошли в ход ножи. У Трубача с Катрельей были вековечные счеты из-за воды, что теперь оказалось к делу. Партии разделились, таким образом, на тех, кто за Катрелью и кто за Трубача. Тут Поплавок, который не выносил Холостильщика после того, как он плохо выхолостил поросенка, бухнул в таверне, что кур поменять вполне мог именно он, поскольку не выносил моего дядю после одной истории. Кто-то слышал и разнес. В следующее воскресенье, уже осмелев от розливного, Холостильщик потребовал удовлетворения. Тут и завершился праздничек, к концу которого троих порезали, двоих отдубасили палками, а одного уложили из ружья. С той поры по деревне пошла война. Половину населения забрали, но после всех допросов выяснилось только то, что и так было известно, то есть кого ранили, а кого убили. Так что с выпуском арестантов число жителей восстановилось. А раз так, все началось по новой. В следующее воскресенье баланс был выправлен с помощью двух убитых и двадцати раненых. Явилась полиция и забрала другую половину населения, прихватив и кое-кого из первой. Но расследование не пошло, месяца через два-три все возвратились по домам, в том числе и потому, что половина, сохранившая свободу, дела не бросала, при сальдо, впрочем, не блестящем: пятеро раненых и один при смерти. Когда половины поменялись и продолжено было безрезультатное следствие, кто-то предложил посадить всех. Оставалась, однако, проблема старых и малых, пожалуй что и невиновных и нуждающихся в поддержке, и опять пошла вольному воля. Только теперь по воскресеньям деревня была набита полицией. Поначалу это дало результат, поскольку в спорах дальше слов не заходили. Покамест однажды анонимный камень не угодил аккурат в голову полицейскому, и поднялась жуткая суматоха, с воплями, беготней и стрельбой в воздух. И поскольку с какого-то момента метание камней возобновилось, возобновилась и стрельба, но с прицелом ниже. На этот раз сальдо было определенным образом положительно: пятеро покойников и двадцать раненых. Поскольку же борьба продолжалась, кое-кто из жителей, кому нельзя было ждать, пока она кончится, померли своей смертью. И поскольку случались перерывы в войне с властью, кое-кто из местных жителей этим пользовался, чтобы вернуться к собственным делам, запоздало сводя свои счеты.