Избранное

Как быстро, и цепко, и верно,
И власти своей не тая,
Могучие цепи инферно
Растут из глубин бытия!

Покорствуй и властвуй, но помни

В бреду гениальных идей:
Тяжёлые хищные корни
Всё ждут неизбывных дождей,

Слезами иль кровью политы,

Растут, как дурная трава,
И глушат стихи и молитвы,
Как боль заглушает слова.

«Июля молочные зубки…»

Июля молочные зубки,
Пшеничные прядки,
Бессвязные вольные звуки –
Ни капли неправды.
И гулишь в ответ, и лепечешь,
Подкидыша нянча,
Но только надвинется вечер –
Всё будет иначе:
Зигзаги холодного света
И рокоты грома,
Свивальники с царскою метой –
Стрела и корона.
А после на млечную спелость
Сойдёт позолота –
Что грозно и радостно пелось,
Закроет зевота.
И вот уже мелкою медью
Налево, направо…
Как мало меж небом и смертью –
Обида и слава!
И вроде дитя неродное,
А сердце не терпит.
И осень накроет волною
Твой ласковый трепет.

«За пустырём, за жёлтым донником…»

За пустырём, за жёлтым донником,
За клёнами, за ивами
Ночь воздымается над домиком,
Где мы посмели быть счастливыми.

И небо – словно до креста ещё –

Горит звездами частыми
Над нашим маленьким пристанищем,
Где мы посмели быть несчастными.

Пирует жизнь с её приливами,

С её утратами несметными,
Где мы посмели быть счастливыми,
Несчастными – и даже смертными.

«Так стоят на паперти…»

Так стоят на паперти,
Но не тянут рук.
Мне довольно памяти,
Памяти, мой друг.

Если даже «здравствуйте»

Мне сказать нельзя,
Так довольно радости
Опустить глаза…

«Гляжу в себя – и нет во мне смиренья…»

Гляжу в себя – и нет во мне смиренья,
Как будто я не жалкое творенье,
А существо, рождённое навек –
Свидетель, зритель: занавес раздвинут,
Я всё увижу, но придут и минут
Чума, пожар, и голод, и набег,
Смиренье, страсть, безумие, гордыня,
И гибель городов в багровом дыме,
И детский плач над мёртвой тишиной, –
И я пойму, что удивляться поздно.
И снова станет всё темно и звёздно,
И голос позовёт: «Иди за мной!»
На свет, как мотыльки, взметнутся веки,
И мы войдём в покой библиотеки,
И, оглядев стеллаж за стеллажом,
В углу между дубовых книжных стоек
Я вдруг увижу свой рабочий столик.
На нём тетрадь. Над нею свет зажжён…

«До Покрова в печальном золоте…»