Избранное

Любопытно в этом смысле по контрасту с его новеллами о военной поре, в которых, как правило, преобладает неподвижная, застывшая экспозиция (подлинная жизнь словно замерла, едва теплится где-то на глубине под ледяной, сковывающей корой оккупации), что сюжеты его произведений о современности, как правило, разворачиваются в пути, в движении, в поездке, зарубежном вояже. Назову хотя бы вошедшие в однотомник рассказы «Экскурсия в музей», «На дипломатической службе».

В повести «Смерть в старых декорациях» главный герой — человек пенсионного возраста, в недавнем прошлом продавец газет в провинциальном польском местечке, даже умирает как бы на ходу, осматривая Рим, куда он приехал, реализуя свою давнюю мечту: ему хотелось познакомиться с памятниками античной культуры, подышать самим воздухом «вечного города». Умирает от сердечного приступа, не успев ощутить страха надвигающегося конца.

Сам автор так сформулировал идею вещи. Он стремился, по его словам, рассказать о жизни человека «в старых декорациях, которые были установлены для людей иных эпох, но остались стоять неубранными… Мой герой только в смертный час постигает, что многие годы прожил среди заповедей, запретов и наставлений, оказавшихся бутафорией».

О своем герое Ружевич говорит, что его «скромный, маленький реалист, возможно, примитивен, но он сохраняет достоинство и гордость» и поэтому «при всей своей невыразительности естественнее многих наших интеллектуалов». Нетрудно заметить, что перед нами, по сути, излюбленный герой Ружевича — «рядовой», «средний человек».

Мотив крушения определенных представлений персонажа задан уже на первых двадцати — тридцати страницах повести. Герой, прочитав газетное сообщение о том, что новейшие космические исследования убедили ученых в отсутствии жизни на Марсе, признается себе, что жил мечтой об обитаемости этой планеты. И вот мечта его юности рухнула, как развеялись и некоторые другие иллюзии.

В этом плане особенно важна финальная сцена, с облупившейся головой гипсового, бутафорского сфинкса, на которого взирает умирающий. Таким плоским «эквивалентом», ремесленным дубликатом древнего изваяния, символизировавшего неразрешимую загадку, как бы оборачивается для героя лик искусства.

Не следует, однако, воспринимать саму вещь как повесть о крушении человеческих иллюзий. Это значило бы, на мой взгляд, слишком упрощенно, «впрямую» истолковывать авторскую мысль. Гипсовый муляж символизирует скорее не классическое искусство, а тот современный вариант, суррогат массовой культуры, что в нынешнем Риме обступает туриста.

«Смерть в старых декорациях» — одно из наиболее глубоких и значительных произведений Ружевича-прозаика. Повесть в известной мере этапная в его творчестве, подводящая некий итог писательским размышлениям о человеке, его судьбах в современном мире, многообразии его связей с этим миром.

И хотя главный персонаж был задуман как своего рода герой-аноним, некто с нарочито «размытыми» приметами, не названный даже по имени, автор отказался от такого «жесткого» каркаса роли. При всей нарочитой «эскизности» этот характер достаточно индивидуализирован.

Писатель мастерски воспользовался возможностями внутреннего монолога, что позволило ему ярче высветить духовный мир героя, образ его мышления, круг волнующих его проблем.

Сфера интересов этого «среднего человека» достаточно широка. Его занимает буквально все, от оборудования туалета в самолете до глобальных проблем и загадок мироздания. Герой подчеркивает при этом, что «кончилось время, когда философия была лишь уделом избранных».

Правда, автор, в свою очередь, подчас иронизирует над этой тягой персонажа к философским обобщениям, показывая, как неглубоки некоторые его суждения и сентенции. Тем самым писатель словно бы дает понять, что его рядовой, «обыкновенный человек» склонен походя решать и такие жизненные проблемы, где он недостаточно компетентен.

Впрочем, ирония эта (что тоже существенно) не всегда исходит непосредственно от автора. Герой и сам не лишен чувства юмора, он не прочь поиронизировать, к примеру, над собственными возможностями — возможностями «обыкновенного среднего человека» («Самое большое, что может сделать обыкновенный средний человек, если он не Наполеон и не святой Павел, это «бросить» курить, да и это редко кому удается»).

Не следует вместе с тем забывать, что этот средний человек — гражданин Народной Польши, и хотя его мировоззрение формировалось еще в старом буржуазном обществе, и хотя он время от времени вспоминает прописные истины, внушавшиеся ему в прежней гимназии, он смотрит на Рим, воспринимает его, уже приобщенный к опыту социалистической действительности. Недаром многие негативные явления, социальные контрасты, увиденные им на берегах Тибра, так коробят, так неприятно поражают его…

«Смерть в старых декорациях», задуманная автором как повесть о смерти, выходит за свои первоначальные рамки. Это, в сущности, рассказ о последних днях жизни героя.