Избранное

— Оце ж входю я в квартиру, — он иногда любит прихромнуть на хохлацкий акцент, — да, входю… и сразу в гальюн и в ванную. «А, голубчик, скажу, прячешься тут». Вытащу его и за стол: «Садись, скажу, голубчик». Сядем мы, я достану пузыречек коньяку, икры, крабов, балыка. Себе стакан, ему стакан. Скажу: «Пей». Выпьем мы, я буду закусывать икрою, крабами; балыком, а ему корку хлеба: «На… ты и так… раз по чужим женам…»

Впрочем, он и сам не очень-то верен своей жене, у нее тоже есть основание оставить без закуски какую-нибудь его знакомую.

Вот в прошлом году как-то сидим мы с ним у Графа. Он все хвалился Графу, как они с Колей Семеновым кошелек переделали. Какие усовершенствования придумали — Мозяр, не отгуляв отпуска, прилетел в колхоз руководить оснащением нового невода, хотя и без него бы обошлись. Достал пучок телеграфных квитанций, говорил, как они с Семеновым по телеграфу советуются насчет невода — Семенов еще где-то на материке отдыхал. Так вот, Мозяр отодвинул балык, икру, разные бутылки, разложил перед собой тетрадку и, рисуя в ней разные штуки, твердил Графу:

— Володя, говорю тебе как рыбак рыбаку, с Семеновым медведи смогут работать. Ведь он все умеет, и все знает, и все сам делает… вот, дывы, шо вин придумал.

Вдруг входит Тоня, Генкина жена. Мозяр раз — и замолк.

— Кран у меня поломался, — кокетливо поворачивалась она да так посматривала на Мозяра — парень он видный: высокий, чернявый, с золотым зубом, — что Граф сказал «гм», а мне захотелось уйти, чтоб не быть лишним.

— Я у вас водички наберу, — она откручивала кран, — хм-хи…

— Позвольте, — вскочил Мозяр и к ней, — одну секунду. — Он сразу из сварливого спорщика превратился в галантнейшего кавалера — глаза вспыхнули ярче золотого зуба и все движения… будто у него все кости пропали.

— Ну, спасибочки вам. — Тоня зарделась вся, будто только что блины пекла, хотела взять ведра.

— Ну что вы. Позвольте? — И он подхватил ведра, понес. Нес, словно божье причастие в них.

Не возвращался он чуть дольше, чем требовалось, чтобы отнести ведра. Влетел весь горящий:

— Ну, хлопцы, — потирал он руки и смахнул со стола тетрадку со знаменитыми эскизами, — навар будет. Такая женщина… Идем с нею в тундру по ягодку.

— Пузырек коньяку прихвати, — посоветовал Граф, — закуски… самое то будет.

— Ну так, — поднял брови Мозяр, — кого ты, Володя, учишь? А муж ее кто?

— Да Генка, — ответил Граф.

— В командировке?

— В море.

— Рыбак?

— Ну а кто же?

— Тогда пас. — И Мозяр сник. Вяло сел за стол, пододвинул знаменитую тетрадку. — Вот слухай, Володя, вертикалы мы берем…

О Коле Семенове

С Николаем Семеновым я не рыбачил. Но слышать о нем… впрочем, о нем нельзя не слышать, если о нем все говорят. Вот хоть Мозяр, после того как сказал «пас», весь вечер только о нем и говорил.

— Володя, — таскал он Графа за рукав. — Семенов рыбу носом чует. — И Мозяр втягивал ноздрями воздух, поворачивая нос из стороны в сторону. Потом откидывался и с восторгом продолжал: — А кошелек знает…

— Есть тяма у человека, — соглашался Граф.

— Вот смотри, — Мозяр доставал пучок телеграфных квитанций и тряс ими перед нами. — Он сейчас в отпуске, а я кошелек шью, и мы советуемся телеграммами, мы друг друга с полуслова понимаем. Это же рыбак… о-о-о! — Мозяр делал рот трубочкой и поднимал палец. — Кроме мореходки он окончил еще курсы тралмастеров. Кошель размечает и кроит с закрытыми глазами, матросам и помощникам остается только игличкой тыкать. Работать с ним даже медведи могут.

— Есть тяма у человека, — соглашался Граф.

Но самый первый раз услышал я о Николае в Петропавловске года два назад, когда возвращался из отпуска.

Ну вот, сидим мы со своим другом, разговариваем. Вдруг распахивается дверь и входит — шагает как с пьедестала — представительный мужчина.

— Георгий Петросян, — представился он.

— Простите, а отчество?

— Петросян, — повторил он и с сожалением посмотрел на меня. — Я печатаюсь во всех камчатских газетах. Очерки. Разве не читали?

Мне неудобно стало, что я не знаю такого видного журналиста.

— Газеты не всегда приходится читать, — сказал я.

— Плохо, плохо. Остап Бендер в свое время говорил: «Тех, кто не читает газеты, надо расстреливать из рогатки». Вы кто по профессии?

— На рыбе работаю.

— О! — оживился журналист. — Я ходил в рейс со знаменитейшим рыбаком последних лет Николаем Семеновым.

— Это наш рыбак, — сказал я, — в нашем колхозе работает на «Умельце».

— Совершенно правильно, знаменитый капитан знаменитого «Умельца». Вы знаете, какой он? Он прыгает с мостика и вместе с матросами тащит невод и кричит: «Раз, два, разо-о-ом!» Это что-то необыкновенное, ведь в прошлом году он взял семьдесят тысяч! Семьдесят тысяч! У нас БМРТ берут по пятьдесят тысяч центнеров, а он на сейнере. Семьдесят тысяч! Семьдесят тысяч! — И журналист заходил, размахивая руками, по комнате…