— Гм! Солидарность, — вмешался Петрунь. — Знаем мы эту солидарность. Больше чем на полторы нормы они выполнять не будут, хотя возможность на все две или три. А почему? Потому что расценки снизят, повысят нормы. Вот где собака зарыта, а не в солидарности.
— Избаловались наши, избаловались, — продолжал Геннадий.
— Ведь ты хотел контрабандой протащить эти невода? — спросил директор. — Ведь за это по головке не погладят.
— А кто узнает?
— Да кто может узнать? — поддержал Геннадия Петрунь. — Мы сами не знаем, где она есть, а где ее нету. Ведь это рыба.
— Не понимаю вас.
— А что тут, Платоныч, понимать? — Геннадий опять подался к директору. — В районе нужны результаты. Ведь это ясно.
— Не такие, о которых ты толкуешь.
— Не все ли равно какие, — поморщился Геннадий.
— Я тебе, Геннадий Семенович, уже несколько лет толкую, — обратился Петрунь к Геннадию, — нам надо создать свой коллектив, опору, так сказать, своих людей выдвинуть…
— Кого тут выдвинешь? — поморщился Геннадий. — В доверие лезут одни бездельники да подхалимы. Вот хоть табельщица, жена Прохорова… А мне сам Прохоров нужен. Понимаете, нужен, ведь давно его приметил и знаю. А он на каждом деле палки в колеса ставит. Терпения больше нету, выгоню. Выгоню! — Геннадий хлопнул ладонью по подлокотнику шезлонга.
— Давно пора, — согласился Петрунь.
— И давно выгнал бы, но кому можно поручить хозяйство? Человека надо.
— А я, Геннадий Семенович, тебе говорил про такого человека, — сказал Петрунь, — у Платоныча простым мастером работает. Взять его к себе.
— Поздняков? Не пойдет, — сказал директор.
— Просто ты его не отпустишь, — сказал Геннадий. — Самому нужен.
— Почему? Отпущу. Но он не пойдет к вам. А если пойдет, то возни с ним будет больше, чем с Прохоровым.
— Не думаю, я с ним говорил.
— Что-то у нас сегодня не ладится, — сказал, вставая с дивана, Виктор. — Пойду домой.
— Да, не ладится, — директор осторожно помешивал пуншик ложечкой. — У вас не ладится…
Прошло четыре дня. Речка не трогалась, правление молчало. За «Спутником» на пустых ящиках сидели четверо матросов, старпом, стар мех Краб и его помощник Юра. Из всех страховских кадров остались только двое: Краб да Моль. Остальных правление, чтоб освежить обстановку, рассовало по другим судам. Хотели и этих, но Краб упросил собрание: на пенсию ему скоро и уж последнюю-то путину на старом судне и со старым капитаном отработает.
А Моль так и сказал на собрании: «Или со Страхом, или из колхоза».
Из колхоза увольнять его не стали, колхоз уже второй год учит его на судоводителя — трехгодичные курсы, летом ребята шесть месяцев рыбачат, зимой столько же учатся.
Плохое настроение было у парней. Рабочий день кончился, но никто что-то не уходил.
— Теперь его не уговоришь, — рассудительно сказал Краб.
— Теперь все, — согласился со своим шефом Юра.
— Если Страх поднял чешую, — продолжал Краб, — ничего не поможет. И к бабке не ходить, не поможет.
— И все З-з-зануда кашу з-заварил, — сказал Вася-кок. Вася сильно заикался. Кстати, кличка Зануда, как окрестил его Чомба, к Геннадию прилипла моментально, и, кажется, надолго. — И ч-чего он на него вз-з-зъелся?
— Да есть за что, — улыбнулся Краб.
— А мощно он тогда его сапогом огрел? — засмеялся Моль.
— С-с-сапогом? — удивился Вася. — К-каким с-с-сапогом?
— В прошлом году мы пришли с моря, — продолжал Моль, — только привязались — вот он, Зануда. Коля на койке лежал, болел — мы тогда только сухой закон сняли. Ну, ясное дело, Зануда шуметь стал. Коля слушал, слушал, достал сапог из-под койки…
— Т-тогда ясно.
— А тут еще якорь-цепи эти, — поморщился Моль, — за день ведь отожгли. Только разговоров…
— Какие тебе там цепи, — поморщился Краб, — Сеня, — обратился он к другому матросу, который бегал недавно домой к Страху, — что он толком-то говорит?
— А там, Петрович, ничего не поймешь, — отозвался Семен, — несет, в общем, все начальство: в святителей, и в крестителей, и в Христову шапку… и даже в тот гвоздь, куда Христос шапку вешал.
— Кривой?
— Хоть выжми. Говорит, из колхоза ухожу, а вам, говорит, пусть дают нового капитана.
— От чума.
— Г-г-говорят, в Анапке она уже появилась. Г-г-говорят, тумгутумовцы и ударкинцы уже берут.
— Через недельку она навалится, — добавил Краб. — И к бабке не ходить, через недельку. Вот речка что-то в этом году…
— Петрович, — обратился к нему старпом, — а ведь без Страха мы план не возьмем.
— Не будет делов без Страха, — согласился Краб, — и к бабке не ходить, не будет.
— Не сработались же, — сказал Моль. — Первые недели две фестиваль будет, а не работа. А как в прошлом году мы шуровали, как шуровали! — Он оживился. — Если сами не возьмем, то зальемся у кого-нибудь. Всегда с рыбой. Помнишь, Петрович? Как к «Медному» в кошелек залетели?
— Было такое дело, — улыбнулся Краб.