Избранное

И он увидел, как Ристя идет по дороге и ищет подсолнух. Услышал его шаги по пыли, одна нога была босая и оставляла след с ясно обрисованными пальцами, другая грузно отпечатывала подметку. Тони знал, что это неправда, что он не может видеть Ристю. Он вовсе не был безумен, он ясно все понимал. Но Ристя шел за ним средь бела дня. Бабушка Тони говорила, что оборотню нет покоя в земле, земля не терпит его. Но здесь дело было не в оборотне.

Курт шел, заложив руки за спину, как на прогулке. Он был связан, но походка его не изменилась. Словно он направлялся к девушкам. И лицо его по-прежнему было лишено всякого выражения. Он подозревал, что уцелеет? Что его выведут из ряда так же, как он тогда вывел Тони?..

«Смотри, как расползаются облака… Словно тают», — снова услышал Тони Ристю.

Тони не мог понять, почему Ристя не упрекает его, не грозит ему. Ристя говорил только о себе, как будто был один. И не угрожал Тони, как тогда, ночью, нет.

Пришел час искупить свою ошибку. Курт уже не входил в число людей. Чешское село преследовало Тони запахом сожженного тряпья.

«Да, но тебя он спас…»

«Как он меня спас?»

«Он попросил у тебя сигарету и сказал: «Ну иди же…» Он и тогда остался тебе другом».

«Из-за него погибли остальные… А это село?»

«Да, но тебя он не тронул».

По затылку и по лбу Тони струился пот. Рубашка на спине намокла.

«Он человек…»

«Если бы он был человеком, не случилось бы того, что случилось».

«Он спас тебя… Ему приказали, румыны повернули оружие… Это была уже не история с привидением».

«Он играл с ними в футбол, он мог их отпустить».

«Чтобы его расстреляли свои же? Приказ…»

Ристя начал петь — гнусаво, как поп. Не он говорил с Тони. Он только иногда появлялся, грызя подсолнухи. Теперь он засунул за ухо красный мак.

«Красивый я?»

Было жарко, очень жарко.

«Не человека я расстреляю. Человека все равно не существует».

«Он спас тебя…»

«Он выдал незаполненный чек».

«Подумай, Тони».

«Все ясно, ясно. Фашизм нельзя простить. Он фашист, посмотри в его глаза… Посмотри на село…»

«Ты расстреляешь человека…»

«Фашиста, не человека. Подумай о Ристе».

Константинеску тоже был в составе взвода. Что он скажет, если Тони не выстрелит? Скажет, что он предал Ристю и остальных еще тогда, на складе. «Почему Курт отпустил его?» — спросит теперь Константинеску и будет иметь на это право.

Но Константинеску спокойно шел, ни в чем его не подозревая. Он уже давно узнал, каким образом уцелел Тони, и не задавался никакими вопросами. Он не испытывал никаких сомнений относительно Курта. Курт был фашист, как всякий другой, быть может более дружески настроенный, если можно назвать дружбой его отношение к Ристе и к тем, с кем он играл в футбол. Ему и в голову не приходило, что Тони мог бы теперь вести себя с Куртом иначе, чем вел бы себя он, Константинеску, будь он на его месте.

Тони опять взглянул на Курта. Незаметно было, чтоб он трусил. Сейчас его безразличие означало уверенность: очевидно, он был убежден, что останется жив и что все это только фарс.

«Тебе нужен душевный покой… Иначе ты не обретешь самого себя… Не сможешь больше работать, не будешь больше самим собой…»

«Обрету самого себя, расстреляв его?»

«Дело не в том, что расстреляешь. Тут совсем другое…»

Тони с трудом переводил дух. Разве он устал? В нем боролись два человека. И помощи ждать было неоткуда. Нет, есть, он вспомнил об Адаме. Как говорил Адам? Землю надо очистить.

«Но он сохранил мне жизнь…»

«Разве тебе все равно, как жить? Можно жить только одним-единственным образом…»

Справа от него смеялся Ристя:

«Смотри не простудись, не спи ночью на холодной земле…»

«Они уничтожили село и платятся теперь за это, если, ты забыл, что произошло между вами…»

«Я не забыл… Не так я хотел с ним встретиться, не так…»

«Это приговор суда, а не идиотский приказ…»

Они дошли до места. Солдаты ожидали команды. Один из немцев заплакал. Он тоже был ослеплен? Слишком поздно, слишком поздно, всему есть предел… Тони увидел, что Курт закуривает сигарету. Напоминает ему? Ведь Курт не курит. Рука его не дрожала. Он пристально глядел на Тони.

— Дай мне сигарету, — попросил его Тони.

Курт подошел. Протянул ему сигарету и дал прикурить от своей.

Тони подал знак, раздался залп.

— С этим покончу я, — сказал он солдатам.

Они ушли.

— Побывал ты еще у девушек? — спросил Курт.

Стало быть, когда он хочет, у него есть воспоминания.

— Нет.

— Ну, я пойду, — сказал Курт, — чтоб не вызывать подозрений…

— Иди, — сказал Тони.

Курт двинулся к лесочку. Тогда Тони прицелился. Звук выстрела сильно отдался в его ушах. Он замер, вытянув вперед руку. Курт споткнулся и упал. Но не Тони спустил курок. Он обернулся и увидел Константинеску.

Перевод Д. Шполянской.

БЕЛЫЙ ДОЖДЬ

1