Избранное

У Бунина в любви соединяются родные души, и столько жертвенной преданности в этом соединении, столько исступленной нежности в «борьбе неравной двух сердец», что любовь как бы переливается за пределы, уготованные ей природой, и трагически гаснет. Вот эти невыразимые сердечные муки, вызванные не недостатком любви, а ее избыточностью, более всего волновали Бунина, как проявление, уместно предположить, сугубо русского понимания чувства. За любовь, или, вернее, мучаясь любовью, русский человек шел на плаху, на каторгу, стрелялся, пускался в загул, принимал монашество. Нужна истовость сродни религиозной в служении любви — вот на чем настаивал и что проповедовал Бунин в «Темных аллеях».

Поэтому интересна фигура, так сказать, главного служителя любви, героя, идущего под густыми липовыми сводами. Почти во всех рассказах он одинаков: пылок, душевно зорок, элегичен, полон сострадания к женщине и несколько созерцателен — таков должен быть мужчина, стоящий любви и находящий ее. Странно только, что Бунин позволяет ему быть одинаковым, не наделяя его сколько-нибудь определенным характером. Вряд ли подобную безликость объяснишь писательским недосмотром — и генерал из рассказа «В Париже», и молодой человек из «Чистого понедельника», и Левицкий из «Зойки и Валерии», и отец из «Ворона» — все живые, написанные с обычной бунинской щедростью. А с какою восхитительной скупостью и с какою подчеркнуто сторонней тщательностью написаны обманутые мужья! В «Кавказе»: «…был поражен его высокой фигурой, офицерским картузом, узкой шинелью и рукой в замшевой перчатке, которой он, широко шагая, держал ее под руку… я мысленно видел, как он хозяйственно вошел в него (вагон. — В. Ш.) вместе с нею, оглянулся, — хорошо ли устроил ее носильщик, — и снял перчатку, снял картуз, целуясь с ней, крестя ее…» В «Куме»: «Муж уезжает в контору в Москву в девять утра, возвращается в шесть вечера, сильный, усталый, голодный, и тотчас идет купаться перед обедом, с облегчением раздевается в нагретой за день купальне и пахнет здоровым потом, крепким простонародным телом…» В «Дубках»: «Признаюсь, живописен он был. Велик, плечист, туго подпоясан зеленой подпояской по короткому полушубку с цветными татарскими разводами, крепко обут в казанские валенки, кирпичное лицо горит с ветру, борода блестит тающим снегом, глаза — грозным умом…» Но, пожалуй, все же пробивается в этих характеристиках бунинская неприязнь к людям, которых разлюбили или вообще не любили. Так и сквозит раздраженно-убежденное: «И поделом вам, если вы не достойны любви!»

Стало быть, «одинаковость» героя умышленна, Бунин сознательно не наделяет его характерной неповторимостью, чтобы она не мешала герою во всех любовных поисках и приключениях быть сердечно пристальным, чувственно наблюдательным и неутомимо восхищаться женщиной, сострадать ей, поклоняться ее душевным и телесным тайнам. И лиши героя подчеркнуто постоянной художнической сути, «раздроби» его на отдельные судьбы с присущими им житейскими и иными подробностями, и придется приноравливать каждую любовную историю именно к этой судьбе, к этому характеру, которому, может статься, весьма далеко до печальной пылкости сердца…