Избранное

На обед я ел фасолевый суп и галушки из сырой картошки. Фасоль, горох, фасоль, горох, — вот главным образом моя пища. Но я терплю, пока что ни то, ни другое не надоело. Вчера, например, жена сварила к вечеру много фасолевого супа, чтобы на завтра осталось. Итак, фасолевый суп был на ужин, сегодня фасолевый на завтрак, из фасолевого супа будет обед и ужин.

Тем, кто живет в мастерской, слышнее шум уличного боя. Они говорят, что всю ночь нельзя было заснуть, стрельба и взрывы не прекращались. Даже господин М—и обещает ночью спуститься в подвал.

На улице возле нашего парадного лежит большая толстая деревянная балка. Наш дом хотел ее реквизировать, да не тут-то было. Четверо ухватились за балку, пытались втащить ее, — не вышло. Когда она наконец сдвинулась с места, пришлось отпрыгнуть в подворотню, началась стрельба.

Только что получил от Т. коробок спичек, на полдня освободился от непроглядной тьмы.

К. и наш дворник третий день не возвращаются домой. Жена К. плачет, и дворничиха в тревоге, двое суток не спит. Но к вечеру дворник явился. Я видел из ворот, с каким поразительным спокойствием он медленно шел по улице. Заводской рабочий. У него и нервы совсем другие, не то что у меня, например.

В пять часов, то есть почти вечером, в мастерской появились два немецких солдата. Они пришли из соседнего дома через запасной ход со стороны площади. Проломали второй запасной ход, ведущий дальше. Только теперь я узнал, что у нас не два, а три запасных выхода. Прежде чем ломать стену, немцы немного поболтали с жильцами. Красивые стройные парни, запыленные, в саже. В глазах их таится тревога, похожи на затравленных зверей. Лица расстроенные, крайняя усталость и смятение написаны на них. Будь я безголовым, пожалел бы этих обреченных на смерть чудовищ. Они стояли в мастерской и болтали, нерешительно глазея по сторонам. Говорили не отрывисто, тоном приказа, а весьма элегически. О чем говорили, я не понимал, но заметил благоговение, с каким жители подвала смотрели на них. Да, для моих сожителей они все еще герои. А надо бы броситься на них, убить. Палками, метлами, горшками, чем придется.

Я расспросил жильцов, но не сразу узнал, о чем говорили эти немцы. Во всяком случае они выдумали, будто вовсе не отступают, а идут за боеприпасами, то есть продолжают побеждать.

Вечером играли в тартли с М—и. Сигареты у меня кончились. Жена Т. дала мне пачку сигарет.

18 января, четверг.

Вчера вечером в подвале было большое волнение. Выяснилось, что русские в ста пятидесяти шагах на ближайшей площади. Волнение началось еще раньше, с появлением двух немецких солдат, проломивших стену.

Вечером долго играли в карты. Я считал, что спать надо наверху, в квартире. Подвал может стать местом боя. Мы с женой долго это обсуждали, и в результате все-таки остались внизу. Около одиннадцати часов ночи со стороны площади прибыли немцы, прошли через проломанную стену в мастерскую, оттуда направились дальше; я в это время лежал в постели в убежище и их не видел. Говорят, немцев было около двадцати.

Ночью я встал, вышел в туалет. Затишье было полным, ни разрывов снарядов, ни стрельбы.

Поднялся я рано, в восемь часов, спать больше не мог. Люди говорили, что русские уже на нашей улице. Первой узнала это М., выглянув из застекленной двери. Она вбежала в убежище с криком:

— Русские здесь!

Один мужчина засомневался:

— Откуда вы знаете?

М. ответила:

— Я видела русских солдат.

— Где?

— Здесь, на нашей улице.

Мужчина все еще сомневался:

— Какие они?

М. описала их форму. Потом спохватилась:

— Да что вы с формой пристали, они же по-русски говорят.

— Значит, они на самом деле здесь, — насилу выговорил мужчина.

Я поспешно оделся, вышел на улицу к воротам. Мимо нашего дома по противоположному тротуару бежали четыре русских солдата. Кто-то оказавшийся рядом со мной поздоровался с ними. Бежавший впереди ответил на приветствие. Это был красивый молодой человек кавказского типа с черными усами. Все четверо пробежали дальше. Я с глупым видом стоял у ворот. Радовался. Я давно представлял себе первую встречу с русскими: мы бросимся друг к другу и обнимемся. Объятия не состоялись, для них требуется по меньшей мере двое. А жаль!

Ну все равно, кончилось! Конец войне, конец подвалу, молчанию, прятанью. Чему еще? Надо, чтобы наступил конец той жизни, которая длилась тысячелетие.

Мы уцелели. Случайно. Среди тысячи опасностей. И я подозреваю, что нас не масленица ждет, а новая борьба. Но бороться мы будем в более благоприятных условиях. Предстоит искоренить тот дух и дьявольские силы, которые повинны во всех наших страданиях. А они продолжают жить и действовать. Вот пример: три дня назад в подвале появился новый жилец. До сих пор мы почти не замечали его. Квартира, где он раньше жил, разрушена, наш дом приютил его. Он казался человеком тихим, замкнутым. А сейчас заговорил:

— Вчера немцы не за боеприпасами шли, они отступали дальше в Буду, а потом на Запад. Один из тех двух солдат, которые стену проломили, сказал: мы уходим временно, но еще вернемся! И это такие парни, что я им верю.