Избранное

Вот уже три недели как Опекун не ставил подков — ни коров к нему не приводили, ни буйволиц, ни лошадей, ни ослов. Опекун жалел неподкованную скотину и говорил, что, когда ящур кончится, ему придется работать не покладая рук, потому что вся скотина вокруг будет босая, а когда скотинка босая, ей так больно, словно она по гвоздям ступает. В деревне ходили слухи, будто в некоторых местах эпидемия приняла такие размеры, что скот просто уничтожают: ветеринарные власти обливают его соляркой и сжигают. Напоминая мне об этом, Опекун тем самым подчеркивал, какому риску он подвергается, перегоняя козу от дедушки до деревни. Я подумал, что легче было бы пролезть в игольное ушко, чем обойти все возможные и невозможные ловушки на нашем пути. Но так или иначе мы пустились в путь и обратной дороги не было! Брод мы проскочили, и Опекун решил переходить реку пониже сада, там тоже не так глубоко, когда-то, правда, была мельничная запруда, но теперь ее нет, и, когда вода спадет, реку можно перейти и даже на телеге переехать.

Пройдя еще немного по берегу, мы дошли до этого места, коза упиралась, но Опекун тащил ее спереди, я подталкивал сзади, и — где по дну, где вплавь — коза выбралась вместе с нами на противоположный берег. «Вымокли, — сказал Опекун, — но ничего, погода теплая!» Безо всяких приключений мы прошли в километре от села, в селе лаяли собаки, но нас не учуяли. Дальше Опекун счел наиболее безопасным идти по частным виноградникам, где нет ни сторожей, ни ветеринарных патрулей и даже дороги заросли травой. Кое-где попадались старые лачуги и шалаши, но людей не было. Мы поднялись к виноградникам по каменистой дороге, в низине под нами горел костер и виднелся свет керосинового фонаря. Это был противоящурный кордон. Опекун показал мне костер и предположил, что патруль печет на углях молочную кукурузу, иначе зачем ему такой большой костер. Пусть себе печет молочную кукурузу, не подозревая о том, что мы с моим опекуном и с дедушкиной козой пробираемся в темноте.

«Как тот мужик с жердью-то испугался! — сказал Опекун и засмеялся. — Вместо того чтобы нам испугаться, вон как дело повернулось — он в штаны наложил. Небось за лесников нас принял!..» Пока он это говорил, дорога, по которой мы шли, стала уходить в землю, точно траншея, а когда мы из этой траншеи выбрались, нас ослепил свет.

Нас освещали ярким фонарем «летучая мышь». Посреди виноградника перед нами вырос какой-то навес и шалаш. Человек, вышедший с фонарем из шалаша, при виде нас тоже удивился. Опекун узнал его и двинулся с козой ему навстречу. Фонарь светил очень ярко, можно сказать, ослепительно, и я увидел под навесом двух лошадей с торбами на шеях и передвижной котел. Котел, смонтированный на телеге, дымился. Когда Опекун и человек с фонарем разговорились, из шалаша вышли еще трое, один из них был сильно навеселе.

Люди эти тайком гнали на винограднике водку. Хозяин передвижного котла был из горного села. Чтобы по ночам передвигаться тайно со своим котлом, он установил его на телеге. По долине и по деревенькам, разбросанным в горах, путешествовало несколько таких котлов, они сновали ночью по проселочным дорогам, останавливались в самых глухих местах, подальше от зорких глаз налоговых инспекторов, а если все же натыкались на них, то хозяин котла нахлестывал лошадей, высыпал на ходу горящие угли и растворялся в темноте. Плодовую водку в нашем краю гнали в небольших количествах, и налог взимался не бог весть какой, но народ продолжал пользоваться услугами передвижных котлов, потому что так делалось испокон веков — водку всегда гнали тайно, прячась от властей.

Игра в прятки продолжается и по сей день, и это значит, что люди испытывают потребность делать что-то тайное — не то чтоб они надеялись на этом разбогатеть или поживиться за счет государства, нет! Они делают это просто потому, что это тайна!

Зерно смолоть мужичок, скажем, никогда не отправится тайком, наоборот, он поедет на мельницу, предварительно оповестив об этом всех на свете, а вернувшись, долго еще будет рассказывать о том, как он ездил на мельницу. Водку же он постарается сварить по возможности тайком, ночью, воспользовавшись услугами тайно путешествующих передвижных котлов… Вот на что напоролись мы с моим опекуном и с козой, пробираясь по чужим виноградникам. Опекун благодаря своему ремеслу был человеком известным, ему случалось подковывать лошадей владельцу котла, поэтому после обычного обмена приветствиями его пригласили в шалаш попробовать первача, а мы с козой остались на воздухе. Коза, утомленная дорогой, тут же легла и стала жевать жвачку, а я сел на перевернутый бочонок. Бочонок этот сработал когда-то мой отец.

От котла исходил терпкий запах, лошади звучно хрупали, уткнувшись в торбы. Далеко внизу, за виноградниками, пропели петухи, это были первые петухи.