Избранное

Мой опекун спросил, первые ли это петухи, ему ответили, что первые. «Гляди-ка, — сказал он, — до первых петухов провозились, а еще полпути не прошли!» Мужики успокаивали его, что время еще есть, им вот тоже до третьих петухов надо кончить, чтобы сняться с котлом и до рассвета исчезнуть. Опекун уверял их, что, когда они выпьют, сил у них прибавится и они до рассвета с легкостью скроются. Разговор все вертелся вокруг варки сливовицы: сколько литров дает один котел, до какого градуса ее доводят, закаляют ли ее после варки с помощью раскаленного железа и так далее. Мой опекун сказал владельцу передвижного котла, что с ихним фонарем они видны отовсюду, будто при полной луне. Один из мужиков объяснил, что фонарь они зажгли, чтобы половить рыбу в реке. «На острогу?» — спросил Опекун, и тот ответил, что на острогу.

После того как мы отдохнули на винограднике и Опекун попробовал первача, мужик с фонарем пошел с нами посветить нам по дороге. В одной руке он нес фонарь, в другой — палку с привязанной на конце острогой, чтобы накалывать на нее спящую рыбу. Ночью рыба в реке спит, прижавшись к какому-нибудь камню, свет фонаря ослепляет ее, и человек накалывает ее на острогу. Мой опекун сказал, что, не будь так поздно, мы бы посмотрели, как будут ловить рыбу, но задерживаться было нельзя, и мы распрощались с владельцем котла — он свернул вниз, к реке, а мы вышли из виноградника и какое-то время шли полем, без всякой дороги. Легла густая роса, но нам было все равно, потому что мы вымокли, еще когда искали брод. Пропели вторые петухи, стало ясно, что мы здорово припозднились, Опекун засомневался, успеем ли мы до рассвета добраться с козой до деревни. Вышли на проселок, идти по нему было легче, но он уводил нас с прямого пути. Опекун остановился, чтобы подумать, шагать ли нам дальше по дороге или взять напрямую, чтобы выйти к каменоломне.

Пока мы стояли и колебались, раздался выстрел. «Стреляют! — сказал Опекун. — На кого страх нагоняют?» В этом одиноком выстреле было что-то странное. Нельзя было определить, в какой он стороне, и уж тем более нельзя было понять, кто и зачем стреляет. Мне несколько раз случалось слышать по ночам такие одинокие выстрелы, но так никогда и не удавалось узнать, где стреляли, почему и действительно ли это были ружейные выстрелы. Вот и этой ночью, между вторыми и третьими петухами, в полях незнакомой деревни, кто-то выстрелил в темноте. Мы ждали, что кто-то подаст голос — либо человек, либо собака, — но в ночи царила полная тишина. Для меня эти одинокие ночные выстрелы были загадкой и так загадкой и останутся.

Выстрел смутил Опекуна, он дал мне веревку, чтоб я держал козу, а сам пошел вперед, я потерял его из виду и только слышал шаги, потом он вернулся и сказал, что лучше нам выйти на асфальт, а там будь что будет.

Мы вышли на асфальтовое шоссе, небо перед нами уже начало белеть. Солнце осветило нас, когда мы были возле каменоломни, пришлось нам обходить Выселки, из хутора нас заметили цыганки, поднявшиеся пораньше, чтобы рвать медовку и мать-и-мачеху, но они нас, вероятно, не узнали. Оттуда мы пробирались лесистым берегом старого речного русла. Опекун побоялся переходить реку по мостку, так что пришлось опять лезть в воду. Места здесь были нам хорошо знакомы, мы перешли реку вброд, коза осталась на берегу, а мы вернулись к воде и, закатав рукава, умылись.

Покончив с умываньем, мы вдруг заметили двоих мужчин с ружьями на спине, которые шли по мостку. Они ступили на берег и направились в нашу сторону.

Это был деревенский противоящурный патруль. Прятаться было поздно, да и некуда — ни нам, ни козе, поэтому мы остались на месте. Мой опекун вытирал лицо изнанкой кепки и ждал развития событий.

Никакого развития, однако, не последовало — патруль поздоровался с нами и пошел дальше. «Куда вы?» — осмелился спросить Опекун, и один из патрульных ответил ему, что они идут по своим делам, да вот — опаздывает. «А кордон? — снова спросил Опекун, — кто на кордону сейчас патрулирует?» И патрульный ответил, что противоящурный карантин уже снят.

«Все-таки мы успели перегнать козу раньше, чем они сняли карантин!» — сказал мне Опекун и засмеялся.

Можно сказать, что он выглядел почти счастливым. Надев кепку и глядя вслед удаляющемуся патрулю, он повторил уже скорее себе, чем мне: «Все-таки успели!»

Те двое отошли уже довольно далеко, когда Опекун, вспомнив про выстрел, окликнул их еще раз и спросил, слышали ли они, как ночью стреляли. Они слышали, но где стреляли, не поняли. «Вот и мы так, слышали, а где стреляют, не поняли!» — сказал Опекун.

. . . . . . . . . . . . . . . . . .