Избранное

Левшонок мало спал в ту ночь, и сон у него был тяжелый, вязкий, как у больного животного. Сквозь сон он слышал глухие удары бочек в мастерской и проснулся с ощущением нелепости всего происходящего. Что именно было нелепо, он не мог бы определить, но в мерцающем свете утра воображение ярко нарисовало ему манящие горы, такие, какими он видел их накануне, ступенями уходящие ввысь, хребет за хребтом, начни только подниматься и дойдешь, не останавливаясь, до самого неба!.. До неба, пожалуй, не дойдешь, но можно дойти до железной ретрансляционной вышки с выпуклыми глазами, похожими на глаза лесной совы, пересечь под ее взглядом горный хребет, оттуда спуститься в неведомые долины и очутиться в другом, неведомом мире.

(Левшонку не приходило в голову, что по другую сторону гор люди точно так же смотрят на хребты и на ретрансляционную вышку, что вышка и к ним обращена своими выпуклыми глазами и манит их подняться на ее высоту и спуститься по ту сторону хребта. Горы всегда влекут к себе и, если с той их стороны кто-то начнет на них взбираться, он долезет до телевизионной вышки и с самой вершины увидит долину, где живет Левшонок, увидит дымящиеся известковые печи и языки пламени в них, сукновальни и лесопилки, тонкие ниточки дорог, пересекающие долину, увидит какой-нибудь заблудившийся автобус, красные черепичные крыши, сбившиеся в кучу дома, светлые полоски рек, серебрящиеся на солнце, крутые склоны и бездонную пропасть, которая дымится едва заметно, словно человек дышит в холодный зимний день и изо рта идет пар… Мы живем среди гор, в самом их сердце, горы окружают нас со всех сторон, повсюду перед взглядом нашим вздымаются отвесные скалы, либо пологие зеленые склоны, либо вдали сизым призраком встает горная вершина и зовет нас к себе; и каждый из нас знает, что, поднявшись и перевалив через хребет, мы окажемся в какой-нибудь уютной и приветливой долине, предназначенной для спокойного человеческого житья. Американского художника Рокуэлла Кента, иллюстрировавшего Библию, иностранные журналисты спросили однажды на палубе трансокеанского лайнера, какая страна на нашей планете произвела на него самое сильное впечатление. «Относясь с должным уважением к большим странам, — ответил Рокуэлл Кент журналистам, — я признаюсь, что мне особенно поправилась маленькая, уютная и приветливая Болгария». Поскольку мы появились на белый свет посреди Балканских гор, мы постепенно окружаем себя вторыми Балканами надежд и ожидания; если мы сами не можем перевалить через горный хребет, мы живем в ожидании, что кто-то другой проделает вместо нас эту требующую терпения работу, отправится в путь с той стороны хребта и в один прекрасный день спустится по склону прямо к нам. Горы — приют надежды и легенд, равнины — приют примирения и таинственности; горы смотрят на мир хрустально чистыми озерами, глаза этих озер голубы и светлы, равнины же смотрят на мир глазами болотными и клейкими, взгляд их тяжел и мутен, и ничего хорошего в нем не прочтешь.)

Небо низко нависло над деревней, гор не было видно, они светлели и влекли к себе только в воображении Левшонка. Еще совсем маленьким он ходил к Опекуну смотреть, как подковывают скотину, и в те годы вся скотина была намного выше мальчика; и коровам, и буйволам, и лошадям он едва доставал до брюха, поэтому смотрел на них снизу вверх и сторонился, чтоб какое-нибудь животное не наступило на него тяжелым копытом. Вот и теперь Левшонок чувствовал себя словно в той кузне, низкие тучи толпились над ним, терлись боками с глухим рыком и рокотом. В рассветных сумерках он разглядел в окно мосток, который покачивался на своих тонких ногах, точно громадная водомерка стала поперек реки и приглашает его взобраться к ней на спину. Вода продолжала прибывать, и юноша подумал, что сейчас самое время перейти реку по мостку, даже не перейти, а перебежать, потому что в следующее мгновение его, наверное, оторвет от берегов.

Бондарня у него под ногами глухо гудела, пустые бочки продолжали слепо биться о каменные стены. Левшонок оперся о расцарапанный ногтями подоконник и легко соскочил в сад. Он пошел к мосту, шагая по колено в воде; вода текла медленно, но мощно, все увлекая за собой. Утонувшие насекомые кружились в серой мутной пене. Левшонок упорно шел дальше и добрался до мостка. Мосток угрожающе раскачивался, сквозь шум воды слышно было, как он трещит. В воде прыгали и переворачивались бревна, унесенные с какой-то лесопилки, дерево встало корнями вверх, долго плыло стоймя, похожее на человека, и вдруг исчезло, словно провалилось на дно.

Левшонок ступил босиком на мосток и почувствовал, как подпорки дрожат под натиском воды. Он глубоко вздохнул, раскинул руки и побежал. Несколько бревен неслись торчком по самой середине реки, надвигаясь прямо на него, но он ни на миг не остановился, а бежал все быстрее и быстрее, видно чувствуя, что мосток едва держится. Добежал до другого берега и, когда обернулся, увидел, как мчавшиеся торчком бревна обрушились на мосток, дерево затрещало и разлетелось, словно перешибли чей-то позвоночник.