Избранное

Из своего первого турне Тонко вернулся целым и невредимым, только сильно уставшим. «Словаки в деревнях приняли нас радушно, забросали цветами, ровно королей каких», — докладывал вечером за липовым чаем Тонко о своих впечатлениях жене и теще. Никто его не обидел, только вот сидеть неудобно было: весь скрючившись, колени поджаты, а дороги скверные. Он, наскоро перекусив, тотчас лег в постель. Жена силком заставила его выпить липового чаю, чтобы пропотел он, и укутала в перину. Тревога за мужа понемногу вытеснила в ней утренний словацкий патриотизм.

Тонко успел рассказать, что ездили от деревни к деревне, сидя по трое на одном сиденье, а все из-за провожатых. Он хорошо сидел, а пока раздавал брошюру «Словаки, кого избирать?», его место занял Врба, столяр.

— Какой невежа, — посочувствовала ему жена. — Выходит, ты просвещал народ в поте лица, а он на твоем месте расселся… Я знаю, ты о себе не заботился. Пропадешь ты со своим патриотизмом. — И представляла себе, как плохо было ее Тонко в повозке. — А если бы ты выпал? Дорога ведь ужасная…

— То-то и оно. Каменистая, грязища в деревне по самые оси, ужас…

— Больше я тебя не отпущу. Умирать тут от страха, вдруг вы там погибаете в грязи, в воде…

— Да, этого добра там хватает, — поддакнул Тонко, уже не зная, что еще сказать. Отвык он за эти полтора года поступать и думать по-своему, не так, как его избалованная половина одобрит.

На другое воскресенье поехали уже одни выборщики. На дворе был май, но Тонко одет был в полушубок и закутан шарфом, а под ногами в повозке припас валенки, на случай, если домой придется возвращаться поздно… Отведал Тонко разного деревенского угощения (копченая колбаска с яичницей ему особенно понравилась), но агитировал он слабо. Книжечки в руках вертел и спрашивал, читал ли их уже кто-нибудь.

— А что это там? — любопытствовали те, кому брошюрки не досталось.

— А вы прочитайте, — отвечал он. Иным, кто брошюру уже прочитал и успел воодушевиться, он поддакивал, сообщал, что, мол, пора бы словакам шевелиться. Ничего более примечательного из его речи я отметить не могу. Если он еще что и говорил, так то выборов не касалось.

Это было очевидно и заранее, а к вечеру совсем стало ясно, кто в деревне за какую партию пойдет голосовать — за словаков или за мадьяров. Мадьяроны уже пили в корчмах, а словаки сошлись у надежного человека из мужиков и в доказательство того, что все они как один пойдут, сложились на вино. Вино от корчмаря-еврея оказалось никудышное, а тонкие, самые что ни на есть дешевые сигары — отсыревшими… Изнеженный желудок Тонко этих яств не одобрил, и он, хоть и стесняясь перед избирателями, попросил, однако, громким шепотом по-венгерски своих коллег, не найдется ли у них получше выпивки или поприличней сигары. Избиратели, услышав его вопрос по-венгерски, насторожились, да, слава богу, нашелся среди выборщиков разумный человек, который, по-словацки пристыдив Тонко, велел принести пива и раздобыл сигару… Только и это Тонко не урезонило, потому привык он вечерами пить винцо. Домой он добрался несмотря ни на что благополучно, даже типун ему на язык не сел, хоть ругал на чем свет стоит деревенское застолье, еврейское вино, пиво и сигары. Жена вздыхала, думая, — господи, когда же все перемелется и вернется в привычное тихое русло сладостных дней той жизни, что похожа скорее на сахарный сироп (не думая о том, что жить так пристало скорее детям неразумным, чем словакам в наши дни)! О выборах он, повторяю, опять ни с кем ни полслова не проронил. Все слушал, слушал. По деревне пройти не решился, чтобы не нарваться на скандалы, которых всегда избегал, — не любил вмешиваться. Никого он не агитировал, поговорил, правда, с одним избирателем, да и того убеждал агитационной работой не заниматься. Он знал свое вексельное право, и об этом он говорил с удовольствием, особенно когда укорил его кто-то, что вот-де сам позабыл, а они опротестовали вексель.

— Так положено, — туманно объяснил он хозяину, а потом начал убеждать, что крестьянину лучше бы занять под расписку, чем на вексель, и так всем надоел, пока сосед его не перебил и остроумно заметил, что лучше откладывать на книжку, чем брать в долг в ссудной или еще какой кассе…

IV

Близился день выборов, назначенных на понедельник. В воскресенье выборщики разъехались все по своим деревням, кто преисполненный надежды, а кто — сомнений в завтрашней победе. Усердные молились — коли словаки захотят, а господь сподобит…

Тонко с женой, поглощенным заботами о самих себе, молиться недосуг было.

Разве что крестины доставили бы им столько хлопот, сколько хлопотали они, снаряжая Тонко, чтобы провел он ночь до утра в деревне. Молодая жена его три дня места себе не находила, загадывая, как там оно будет. Не случится ли чего в последний момент, и как она у матери переночует. Наперед знает — не сомкнуть ей глаз всю ночь.