Избранное

Выходит, молодому здоровому человеку, да еще с рабочей книжкой на руках можно… побираться!

II

— Пан сосед, зашли бы к нам, поглядели, как наш домик расписали! — остановила меня зажиточная соседка.

— В самом деле, соседушка? А я и не видел, что у вас маляры работали…

— А их и не было — свои красили… Вы уж зайдите, — и схватила меня за рукав; похвастаться она любила.

— Ну и ну, — выдохнул я изумленно, едва войдя в ворота. — И кто ж это вам?..

Ворота, галерея — все было расписано пестрыми цветами, самыми фантастическими узорами, какими разве что мороз умеет разрисовывать.

— И все масляными красками!

— Кто же так нарисовал? Что за художник? Скажи-те уж…

— Самоучка она…

Таинственно улыбаясь, соседка потащила меня в сени, в комнаты.

«Любопытно», — подумал я; роспись была сделана не по трафарету, а свободной рукой.

— Да тут одна дивчина из соседней деревни. Сейчас она у нашего зятя работает.

— Что за дивчина?

— Деревенская девчонка… — И соседка неопределенно пожала плечами.

— Вот мастерица-то!

— Еще бы! Видели бы вы, как она рисует! У нее штук двадцать кисточек; наберет на лопаточку краски и то одну макнет, то другую и красит, и… вона красота какая!

— Поди дорого берет, — поинтересовался я вслух.

— Вовсе нет. Вот все это она сделала за четыре недели, и, кроме краски и олифы, мне это стоило шестьдесят крейцеров в день, да кормежка.

— Удивительная художница! С чего же она срисовывает?

— А ни с чего, из головы. Нынче она у зятя работает, сходите, поглядите. — И шепотом добавила: — Только потихоньку. И никому не говорите.

— Почему же?

— Да как вам сказать, не обученная она, от себя работает. А чему ей-то учиться?..

— Что ж, и вправду пойду-ка, посмотрю! — И после обеда пошел я к зятю соседки.

Меня встретил лаем лохматый Муро. На него прикрикнули.

Удивительно! Ворота у соседского зятя сводчатые. Кабы сам я не увидел, ни за что не поверил бы. На темном фоне распускаются пестрые необыкновенной красоты гирлянды цветов, перевязанные на своде лентами, которые словно развеваются на ветру. Босоногая девчонка стоит на краю телеги, зажав коленями юбку, в одной руке лопаточка, кисточки, другой она рисует над воротами… дворняжку Муро! Надо было бы немного пониже — впрочем, и так Муро будет лаять на свое изображение, пока привыкнет.

Хозяева дома вышли во двор, девушка спустилась с телеги, и мы разговорились.

Лет ей двадцать — двадцать два, коренастая, скромная, неразговорчивая, застенчивая, одета бедно, к тому же вся в краске. На мой вопрос ответила, что нигде не училась.

— Пока живы были мама, расписывала у себя дома сени, галерею. Да у нас все женщины умеют…

Девушка вовсе не придавала особого значения своему мастерству.

Я знаю, что наши словацкие женщины умеют и углем, и разноцветными мелками расписывать горницы, пользуясь всякими тряпочками, а то и пальцем, — но чтобы так вот писать маслом, для этого надо иметь душу художника! Она могла бы стать знаменитостью, если бы… А она за шестьдесят крейцеров работает день-деньской, помогает отцу поднимать еще троих детей, оставшихся без матери. Болтливые хозяйки наперебой расхваливали девушку, вот слава о ней и разнеслась по всему городку.

Это бы еще не беда. Да прослышал о ней наш ремесленник-маляр, пьяница, лентяй и горлопан; на одежде его краски было больше, чем он извел ее на окраску стен. И если кому надо было красить, звали городских маляров.

Прознав о мастерице, пошел этот маляр своими глазами посмотреть, стал грубо ее расспрашивать, где она училась, обидел девушку. Хозяева дома поднесли ему стаканчик, да и стали над ним подтрунивать, — дескать, вот она и не училась вовсе, а поди ж как расписывает — куда ему до нее. Это его задело. Он начал насмехаться, оскорблять девушку, выискивать у нее ошибки, а под конец заявил, что коли захочет он, то запретит ей работать, потому как нет у нее разрешения… Хозяин рассердился, принялся с ним спорить. А когда подвыпивший маляр вздумал огрызаться — выставил его за дверь.

Тот — прямиком к служному. Заявил — мол, девка без всякого свидетельства, от себя занимается ремеслом, хлеб у него отбивает, к тому же налогов не платит. Служный отправил за девушкой посыльного. Хозяин, где она как раз работала, боясь, что дом останется не докрашен, да и жалея девушку, пошел к служному, рассказал, что за девушка, чем кормится… Служный не отступал. Начальство есть начальство! Мол, желает видеть девушку. «Коли хорошенькая, велю ей и свой дом раскрасить…» Приказал жандармам привести девушку. От позора та готова была в колодец броситься, спасибо, добрые люди втолковали, что она, мол, ничего не украла, дурного не сделала, а за работу свою смело может перед любым судьей ответ держать.