Избранное

— Ну-ка, снимай сапоги! Хотел вчера забрать, да забыл.

У него подергивалась левая щека. А глаза — такие же нахальные.

Как ни в чем не бывало, я спросил:

— Какие сапоги? Я твоих сапог не брал.

— Вот ты как заговорил! Уж не думаешь ли спорить со старшим?

Размахивая руками, он шагнул к кабине, но открыть дверцу не решился. Может, подумал, что я ударю его чем-нибудь или, струсив, рвану трактор и собью его с ног. Во всяком случае, он замешкался. Я сам распахнул дверцу и выставил ногу.

— Если тебе нравятся мои сапоги, забирай. Между прочим, мне даже выгодней меняться.

Драный сапог старика повара почти касался лица Дорига. Я не стал дожидаться ответа, захлопнул кабину и включил скорость. Дориг поспешно отскочил в сторону, чтобы увернуться от бревен. Однако проводил меня таким злобным взглядом, что мне стало не по себе.

После этого мы с ним не сталкивались много дней. Когда я возвращался с деляны, он уже спал, когда уходил, Дориг еще не поднимался. Не знаю, как это ему удавалось, но работой он себя не обременял. Если иногда и встречались с ним среди дня, то и словом не обменивались. Но я чувствовал, что Дориг копит злобу и на чем-нибудь да отыграется. И не ошибся.

Я как раз цеплял стволы к трактору. Он подошел и поставил ногу на бревно. Так поставил, чтобы я непременно обратил на это внимание.

— Итак, уважаемый герой, — произнес он подбоченясь, — когда получишь орден, не забудь пригласить. Вместе обмоем.

На его ногах были мои сапоги. Те самые, что я отдал старику повару. Меня прямо затрясло. Вот гад! Отобрал, значит!.. Но, хотя у меня внутри все кипело, я спросил как можно спокойнее:

— О каком ордене ты говоришь?

— Меня просто смех разбирает, когда я смотрю, как ты из кожи вон лезешь. Боюсь только, не дождешься награды — на тот свет отправишься.

Он рассмеялся. И смех у него был, как голос, — хриплый, противный.

Тут я ему и выложил:

— Ни о каком ордене я не думаю. Одно хочу — скорее выйти отсюда. Буду хорошо работать — могут сократить срок.

— Молокосос! — презрительно бросил Дориг. — Куда тебе спешить? Жениться еще не успел? Так теперь твоя невеста и не посмотрит на тебя.

— Никакой невесты у меня нет. Зато есть родные.

Дориг швырнул в снег окурок.

— Человека без родных не бывает… Ты скажи лучше, бедняга, куда ты пойдешь, когда тебя выпустят? Кому ты вообще будешь нужен? Здесь орденов и почетных грамот не дают. А со «свидетельством» отсюда не скоро героем станешь.

— Да снова землю пахать буду! — сказал я и подумал: «Неужели есть на свете большее счастье, чем сеять драгоценные зерна в землю, вспаханную своими руками, а потом собирать урожай с этой земли?!»

— Еще улыбается, щенок! — покрутил головой Дориг. — Нашел, куда торопиться.

— Ничего ты не понимаешь. Я с малых лет люблю землю. Если хочешь знать, в шесть лет уже отцу помогал, за плугом ходил…

Дориг не дал договорить, с издевкой произнес:

— Бабий у тебя характер. Смотри, какая трудовая биография! В шесть лет за плугом ходил! Мне тоже есть что порассказать. Моя биография поинтереснее. И тоже с малых лет началась. Первое слово, которое я произнес, если хочешь знать, было «деньги». Понял? Не веришь? Мне отец рассказывал. Да я и сам помню. Отец днем и ночью в карты играл и редко когда проигрывал. Деньги просто текли в его кошелек… Ты хвастаешь, что еще мальчишкой отцу помогал. И я помогал. Лет семь мне было. Отец сказал, чтобы во время игры я все время шептал: «Пусть отец выиграет, а остальные проиграют». Я лежал под одеялом, только нос торчал, и, не переставая, повторял одно и то же, чтобы отцу везло. Обставит отец всех игроков, подойдет ко мне, погладит по голове и приговаривает: «Это удача моего сынка. Это он мне наворожил». С каждого выигрыша давал мне деньги. Много давал. Я никогда не нуждался в деньгах…

В глазах его зажегся алчный огонек.

— Ну что ж, — сказал я. — Иди своим путем, а я пойду своей дорогой. Судьбы у всех людей разные.

— Да что ты говоришь? И чем же это отличаются наши судьбы сейчас? Скажи: в чем различие между нами? Ну-ка, выкладывай. И ты, и я отбываем срок. Какая разница?

Я промолчал.

— Нечем крыть? А моей жизненной дорогой, значит, брезгуешь? — Он изо всей силы ударил меня в лицо.

Перед глазами поплыли круги, но на ногах я устоял. Взбешенный, он ударил еще раз. В висок. Я поскользнулся и упал.

— Вот так. Давно хотел показать тебе, кто я. Больше не будешь огрызаться, щенок.

Дориг тяжело дышал.

Иному пьянице довольно кружки пива, чтобы опохмелиться. Так и Дориг, должно быть, пришел в норму, сорвав зло на мне. Отвел душу, показал свое превосходство, и я будто перестал для него существовать. Ушел, даже не обернувшись.